Олег Кудрин - Страсть и надежда

Форс недоуменно развел руки, сотворил удивленную рожицу:

— Ничего себе… Неожиданное решение. То есть, как я понимаю, чувство мести для Орлова несвойственно?

— Нет. Абсолютно.

— Благодарю вас, господин Астахов. Свидетель ваш, господин Чугуев.

Обвинитель встал, размял затекшие от долгого сидения ноги. И резко спросил:

— Гражданин Орлов и сейчас у вас работает?

— Нет. В последнее время он у меня не работал.

— Почему? Вы его уволили?

Николай Андреевич замялся. Он вспомнил, как ходил к Максиму в гостиницу.

И тот сказал, что уезжает из-за женщины. Астахов очень быстро догадался, что это за женщина…

Форс чуть не взвыл от злости. Он не предупредил Астахова о том, что такой вопрос очень вероятен. Да, нужно отвечать, да! Я его уволил. Но это нормально. Мы с ним разошлись во мнениях, как вести бизнес. А поскольку я начальник, то… И, несмотря на его увольнение, сохранили замечательные отношения. И это лишнее подтверждение миролюбия, не мстительности Максима Орлова.

Но нет, нет, поздно, Форс чувствовал, что Астахов сейчас ступит на другую дорожку.

— Нет, Максим сам уволился.

— Почему?

— Он собирался уехать из города.

— Один?

Астахов опять притормозил. Форс с трудом сдерживал себя, делая вид, что ничего особенного не происходит.

— Нет, ну, не один, но… я не понимаю, какое это отношение имеет…

— Имеет, — жестко сказал Чугуев. — А с кем?

— Что "с кем"?

— С кем уехал?

— Со своей девушкой.

— А не знаете ли вы имя этой девушки?

— Кармелита.

Форс сдерживался как мог. Да что он творит, это Астахов! И это свидетель защиты! Да он же сейчас выставляет Форса полным идиотом и идет на поводу у Чугуева.

Форс уставился в потолок и начал разглядывать висевшую там люстру, считать на ней хрусталики.

— Кармелита — редкое имя, — сказал обвинитель. — Уточните, о какой Кармелите идет речь.

— Кармелита Зарецкая.

— Дочь Рамира Драговича Зарецкого?

— Да.

— Но, судя по всему, отъезд этот сорвался.

— Да, — Астахов поняв, что влип, начал отвечать кратко, но поздно — это уже не спасало.

— По какой причине побег сорвался?

— Мне это не известно.

— Очевидно, между Максимом Орловым и Кармелитой Зарецкой произошел разрыв, иначе, почему бы ее стали сватать за другого?

— Я повторяю, мне это не известно.

Петр Архипович повернулся лицом к судье.

— Я напомню суду, что покушение на господина Милехина произошло именно на сватовстве. И именно он был тем "другим", за кого сватали девушку.

Астахов разнервничался:

— Да ну о чем вы говорите? Максим не стал бы по такому поводу стрелять в человека.

— Уважаемый гражданин Астахов, в юриспруденции это называется не "поводом", а "мотивом". И мне данный мотив кажется как раз очень убедительным. У меня больше нет вопросов к свидетелю Астахову.

— Можете вернуться на свое место в зале, — сказал судья.

Но Астахов уже не мог остановиться. В его голосе появились истерические нотки, выглядело это жалко:

— Да как можно говорить о каких то мотивах, когда на карту поставлена жизнь и свобода человека?!

— К порядку!

— Максим не виновен! И это может подтвердить, любой, кто хоть немножко его знает! А вы пытаетесь засудить человека. И тем самым закрыть это дело…

— Свидетель! Прекратите выкрики и сядьте на свое место.

— Подождите же, я должен сказать…

— Вы уже сказали все, что могли. Пожалуйста, сядьте на свое место, не заставляйте меня выводить вас из зала.

Астахов успокоился, смирился.

— Простите.

— У защиты или обвинения есть еще свидетели?

— У защиты нет, ваша честь, — сказал Форс.

— Нет, ваша честь, — отметился Чугаев.

— В таком случае, заключительное заседание суда по делу о покушении на гражданина Милехина Миро Бейбутовича и оглашение приговора гражданину Орлову Максиму Сергеевичу состоится сегодня после перерыва в 15.00.

…А если честно, Форс очень порадовался всему тому, что наговорил со свидетельской трибуны его заказчик Астахов. Своим на редкость бестолковым выступлением Николай Андреевич снял с адвоката большую часть ответственности за возможный неблагоприятный исход дела. И всю свою богатую мимику и жестикуляцию, вываленную на публику, Форс попросту разыграл, но очень достоверно. И теперь оставалось только сыграть финал этой мини-пьесы. В коридорах суда Форс избегал Астахова. Так что тот, словно нашкодивший мальчишка, искал его внимания и прощения.

— Леонид! Леонид, стой, ну что ты от меня убегаешь в самом деле, как ребенок?

— Извините, Николай Андреевич, но мне сейчас с вами лучше не разговаривать!

— Почему?

— Потому что могу наговорить резкостей. Да чего там. Просто начну излагать мысли матом!

— Да все я понимаю, Леня. Ну ты лучше матом скажи, чем так… я же все понимаю.

— Зачем вы начали лезть во все эти дебри без договоренности со мной?

Зачем?!

— Ну, я думал, хорошие слова в адрес Максима плюс, так сказать, а видишь, как получилось…

— Так и надо было сказать хорошие слова и все — замолчать, закрыться.

Не знаю, не видел, не слышал!

— Я так и хотел. Но он как-то зацепил меня. И я побоялся выглядеть неуверенно, лживо. А там слово за слово…

— Хотя чего я на вас окрысился? На самом деле, я сам во всем виноват, — сказал Форс трагически возвышенно. — Я профессионал, я за все отвечаю. И поэтому просто обязан был предусмотреть все…

— Нет, Леонид. Ты не виноват. Всего нельзя предусмотреть. Тем более, моего идиотизма. Я, конечно… облажался. Как ты думаешь, что будет в приговоре?

— Не хочу вас запугивать, но и врать не могу. Боюсь, что теперь уж мы точно проиграли.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Можно. Всегда можно что-то сделать. Но тут уже нужны сверхусилия.

Хотя… Это и есть наша работа. Вы, клиенты, доводите ситуацию до критической, а мы, юристы, ее распутываем… Извините, Николай Андреевич, но мне нужно идти.

По напряженному лицу Форса можно было подумать, что он сейчас выезжает на заседание суда, то ли Конституционного, то ли Страсбургского.

А на самом деле Леонид Вячеславович поехал к себе домой пообедать. И его сверхусилие заключалось именно в этом. Потому что страшно хотелось съездить в "Волгу", расслабиться. Но нет, нельзя — работа.

Увидев, что Антон не пришел, и, поняв, что он уже не придет, девушки тихонечко вышли из здания суда и разъехались по домам.

Света закрылась в своей студии и начала одиноко страдать, размышляя: что ж за человек такой, этот Антон? Только окончательно решишь, что плохой, а он раз — подъедет к тебе, весь в меду и шоколаде. Только начнешь думать о нем слишком хорошо, а он как врежет наотмашь. Как же с ним быть? Пожалуй, лучший способ общаться с Антоном — вообще его не видеть и не слышать.