Олег Кудрин - Страсть и надежда

— Я-то свое слово сдержу. И сделаю все, чтобы вытащить его из тюрьмы. А ты?

— И я не нарушу.

Баро вздохнул с облегчением.

— Так-то лучше! Наконец-то ты приняла правильное решение.

— А ты не оставил мне выбора… Лицо отца вновь окаменело:

— Я не оставил тебе выбора? А ты мне оставила выбор? Ты, столько раз обманывавшая меня, сбегавшая из дома… Ты мне выбор оставила? — теперь уж Баро хотелось запустить чем-нибудь в дочку. — Да пойми же ты — все, что я делаю, это не моя прихоть! Я не хочу тебя ломать, но я желаю тебе счастья, и потому никак не могу допустить, чтобы ты продолжала делать глупости!

— Да, папа. Только вся беда в том, что у нас с тобой разные представления о счастье… О моем счастье.

Баро хотел возразить, однако Кармелита не дала ему и слово вставить:

— …Но ты, конечно же, прав! Ты — отец, ты — цыганский отец. И знаешь, как правильно. По-цыгански правильно. Зачем тебе спрашивать, чего хочу я, глупая, незнающая? Да, я ничего не знаю, ничего не понимаю… Тебе не представить, как я мучаюсь. Но я смирилась. Сердце мне подсказывает, что я должна предать, чтобы спасти… И не смотри на меня так. Я дала слово, и я его сдержу! Хотя… В отличие от тебя, я никогда не смогла бы допустить, чтобы пострадал невиновный, — Кармелита ушла, хлопнув дверью.

Баро достал из ящичка портрет Рады:

— И ты меня осуждаешь?

Долго, до боли в глазах вглядывался в фотографию. Но не дождался от Рады никакого знака.

Бережно спрятал обратно, в потайное место, портрет. Позвал Земфиру.

Хотел услышать от нее доброе слово. Но не дождался. А ведь он не сделал ничего плохого. Только добра всем хочет, только добра…

Вспомнились слова, которые нашла в школьном учебнике старшеклассница Кармелита: "Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом?!". Так ей, глупышке, эти слова понравились, целую неделю их повторяла, не понимая смысла. И даже пела на разные мотивы. А Баро слова эти хорошо понял, осмыслил и крепко запомнил. Но всю их мудрость оценил только сейчас.

И все же, все же…

— Я не мог поступить иначе, — сказал он сам себе. А больше его никто слушать не хотел.

Внутренне Форс крепко посмеялся над всеми. До вынесения приговора — считанные часы. Он — представитель защиты, стороны, уже почти проигравшей, спокойно сидит дома, обедает, дочь воспитывает… А его все выискивают.

Вот, ха-ха, что значит, правильно избранная стратегия: лучше пятнадцать минут подождать, чем полчаса уламывать!

Сначала объявился (по телефону, естественно, а не лично) пострадавший Миро Милехин. Сказал, что он уже достаточно здоров, чтобы выступить на суде… в пользу защиты! Неплохо. А потом позвонил Баро. Ничего толком не сказал, просил приехать к нему. Форс про себя хохотнул: а что если сейчас сказать, нет, Баро, вам надо, вы и приезжайте. Но все же решил не наглеть настолько: юристы — люди негордые…

А уж на месте Зарецкий выложил ему все и сразу:

— Леонид, я решил… Сейчас, на последнем заседании мой свидетель даст показания в защиту Орлова.

Форс принял это известие совершенно спокойно. Подумал, как же лучше отреагировать. Судя по твердости, с который Баро сказал эти слова, решение его окончательное. Что ж, в таком случае стоит поиграть в благородную личную преданность:

— Баро, это, конечно, в моих интересах. Для адвоката появление такого свидетеля в корне меняет все дело, а вот для суда… сомневаюсь я…

Опасаюсь за вас, думаю, вам не следует делать этого.

Баро вопросительно посмотрел на Форса.

— Да. Да. А что вы удивляетесь. Я же с самого начала сказал, что ваши интересы в этом процессе для меня прежде всего. Следствие закончено… Да и судебный процесс уже завершается… И тут появляется такой свидетель. Вас могут обвинить в подтасовке фактов.

— Никто ни в чем меня не обвинит.

— Вы уверены?

— Да. Ты же видел, как процесс идет. Все знают, как я отношусь к Орлову. Все знают, что я не заинтересован в его освобождении.

— Однако же я как адвокат заинтересован. Между прочим, в подтасовке фактов могут обвинить и меня.

— Вот поэтому, я и вызвал тебя. И прошу, чтобы ты хорошо поработал, чтоб в суде правильно отнеслись к этим показаниям.

Форс недоуменно развел руками:

— Ну что ж, Баро, если вы хотите, чтоб Орлова оправдали!..

— Хочу..

— Что ж… Хорошо. Где наш свидетель?..

Баро позвал Рыча. Тот рассказал все, что видел в саду, во время выстрела.

Форс попросил пару минут на размышления. Потом сказал с героическим постаныванием:

— Ребята, что вы со мной делаете? Куда вы меня втягиваете? Такие показания имеют ценность во время следствия. А сейчас… Сомнительно это все выглядит. Очень сомнительно. Похоже на сговор.

— А как же сделать, чтобы не было похоже? — озаботился Баро.

— Да никак! В том-то и дело, что никак! Это все только слова. Они не подкреплены никакими доказательствами. И то, что это сказано на последнем заседании, очень странно. Могут не поверить, понимаете?

— Ведь ты адвокат. Нужно сделать так, чтобы поверили. Давай сейчас все отрепетируем с Рычем…

— Э-э-э, нет, Баро. Вот это ни в коем случае. Такие вещи и обвинитель и судья сразу вычисляют. А уж если они решат, что свидетеля подкупили…

— Я никого не подкупал!

— Да не о вас речь! Судья может заподозрить, что свидетеля подкупил я, чтобы помочь своему клиенту в безнадежной ситуации.

— И что же делать?

— Отказаться отдачи показаний.

— Нет, Форс. Он, — Баро по-барски ткнул пальцем в Рыча. — Он выступит в суде, а ты должен сделать все, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения.

Форс ответил не сразу. Сделал это только для того, чтобы последние его слова прозвучали более весомо.

— Баро, я попробую, я постараюсь. Но хочу, чтобы вы правильно оценивали ситуацию. Вот этот парень, — Форс ткнул в Рыча тем же жестом, что и Зарецкий. — И я, мы очень рискуем. Рискуем из-за вас…

Барон зло сверкнул глазами:

— Я готов взять все на себя. Я сам отвечу…

— Нет! — перебил его Форс, так же жестко. — В том-то и дело, что вы должны быть в стороне, иначе уж точно все испортите. Так вот, мы рискуем для вас и из-за вас. Просто я хочу, чтобы вы это помнили и ценили.

Сердце у Зарецкого сжалось. Он привык принимать решения и отвечать за них. Но в этот раз другие люди должны рисковать, отвечая за его нерасторопность и нерешительность, — Спасибо, Леонид, я не забуду того, что вы с Рычем сделаете. Спасибо.

Форс героически поджал губки. Но изнутри его буквально разрывал смех.

Он, Леонид Вячеславович Форс, поистине гений! Зарецкий предоставляет ему беспроигрышного свидетеля защиты. И после этого еще становится его должником! Ай-да, Форс, ай-да сукин сын! Вот как нужно уметь выстраивать жизненную картинку! Вот кто из Форсов настоящий художник!