Олег Кудрин - Страсть и надежда

В драматической тишине Форс обвел зал строгим взглядом.

— Да потому, что это лишний раз доказывает невиновность моего подзащитного. У меня все ваша честь, — Форс отвесил в сторону судьи легкий поклон и сел на свое место.

Суд удалился на совещание. В образовавшемся перерыве все вышли в коридор и дальше — в сквер.

Все чувствовали, что Максима не могут засудить, не должны. И все же опасались говорить об этом вслух. Чтоб не сглазить.

И вот всех позвали обратно в зал. Вошел секретарь суда.

— Прошу всех встать! Суд идет! Все встали. Вошли судьи.

— Прошу садиться! — сказал секретарь. Все сели.

Судья встал, прокашлялся.

Каждое его слово крепко впечатывалось в тишину зала:

— Зачитывается приговор по делу Орлова Максима Сергеевича, обвиняемого в умышленном покушении на Милехина Миро Бейбутовича…

Все почему-то ждали, что судья сразу скажет: виновен — или нет. Но тут порядки другие. Как "Отче наш", нужно прочитать все имеющиеся юридические формулировки.

— …Орлов Максим Сергеевич, будучи знаком с Зарецкой Кармелитой Рамировной, невестой потерпевшего Милехина Миро Бейбутовича, пришел в дом Зарецкого…

Постепенно, неотвратимо судья подошел к главному. В зале вытянули шеи, напрягли уши, как суслики в документальных фильмах о природе.

— …Исходя из вышеизложенного, суд постановил: за недоказанностью состава преступления признать Орлова Максима Сергеевича невиновным и освободить из-под стражи в зале суда, — в зале послышался радостный ропот, и конец фразы судье пришлось произнести чуть громче. — Дело, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, отправить на доследование. На этом заседание суда объявляю закрытым.

Началась радостная суета. Кто-то бросился поздравлять Максима. Кто-то начал восхвалять гениального адвоката Форса. Свою порцию благодарностей получил и Рыч.

Во всем этом хаотичном, радостном шуме и похлопывании Максим и Кармелита искали друг друга глазами. И нашли.

"Я люблю тебя!", — говорили глаза Максима.

"Прощай!", — ответила глазами Кармелита. И пошла на улицу.

Максим рванулся за ней. Но путь ему преградил Рыч. Первую часть своего плана — спасение Орлова он выполнил. А тут появилась возможность выполнить и вторую — набить парню морду за наглость.

В прежние времена Максим бы рванулся, ни на кого не обращая внимания. Но за эти дни он слишком привык к несвободе, камере, конвоированию. Оттого и остановился. Рыч довольно ухмыльнулся. А Баро, проходивший мимо, сказал:

— Даже не думай! Она — чужая невеста. И ее жених да этот охранник, между прочим, сделали все, чтобы спасти тебе жизнь.

— Да не нужно мне такой жизни, — грустно ответил Максим и подошел к окну.

Она была там, в сквере, возле машины Баро. Максим знал, что Кармелита чувствует на себе его взгляд.

Но все же она не подняла глаза, не посмотрела на него. Потому что перед этим уже сказала: "Прощай!"

Баро ушел во двор. А Рыч чуть притормозил. Крепко сжал руку Максима и как-то очень по-человечьи сказан:

— Прости, парень! Но тебе лучше прислушаться к словам Баро. Держись от нее в стороне! А как все закончится — уезжай. Чем дальше — тем лучше. Хватит нарываться. Ведь когда-то может и не повезти. А ты — уже третий по-крупному напрашиваешься… — Рыч вышел во двор, вслед за Кармелитой и Баро сел в машину.

А радостная суета продолжалась. Периодически кто-то подходил к Максиму, хлопал его по плечу, поздравлял с освобождением. Только он ничего этого не видел, не слышал и не чувствовал, неслышно повторяя про себя: "Не нужно мне такой жизни!.."

"Совсем ошалел от свободы!" — говорили окружающие, кивая на Макса.

И в этой всеобщей радости все как-то забыли об очень важных словах судьи: "Дело, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, отправляется на доследование". И никому в голову не пришел совсем простой вопрос: "А кто же все-таки стрелял в Миро!.."

Все радовались, а Люцита совсем загрустила. Очень, до боли в сердце, захотелось увидеть Миро. Зачем он только на этот суд приехал?.. Мало ему было недавней поездки в тюрьму, к Максиму? Вернулся оттуда совсем больной!

По-своему Люцита была даже счастлива из-за того, что Миро оказался в положении больного. Благодаря этому он позволял ей заботиться о себе, поправлять подушки, ходить к нему, подавать что-нибудь. А ведь это такое счастье — чувствовать, что нужна любимому человеку…

Люцита нашла Миро в скверике, на самой дальней скамеечке. Он прикорнул, сидя. Такой вот — гордый. Спрятался от всех. Никому не захотел показать свою болезненную слабость. Не попросил помочь добраться до табора. Но болезнь не обманешь — она настигла его, и борясь с ней, организм заснул.

Люцита подошла к спящему Миро, сердце защемило от нежной жалости.

Легонько, ласково коснулась его щеки. Он открыл глаза.

— Миро, извини. Тебе больно, плохо?

— Нет, что ты? — Миро попытался приподняться и поморщился от боли.

— Больно? Что ж ты скрываешь? И от кого — от меня?

— Ничего. Не страшно. Это погода, наверное… К дождю. Пройдет.

— Ну конечно — "к дождю"! — возмутилась Люцита. — Зря ты ходил на этот суд. Рана ведь еще не зажила.

— Зато узнал много интересного, — сказал вдруг Миро и нахмурился. — Обвинитель, мужик этот, очень ярко все расписал. Ты, оказывается, сказала, что видела, как Максим нес ружье из табора?

Люцита растерялась, замолчала — она к нему с любовью, а он к ней с вопросами.

— Но ведь Максим не мог взять это чертово ружье. Он же не вор и тем более — не убийца. Зачем ты так сказала? Зачем?

Жуткая боль сжала ее сердце и отбилась эхом во всем теле. То мать мучила, а теперь и Миро пристает с теми же вопросами.

И Люцита не сдержалась — закричала:

— "Зачем" да "зачем"? Потому что я ненавижу этого гаджо. Я сделала все, чтобы его посадили… Или ты хочешь, чтобы посадили меня?

Миро с недоумением посмотрел на нее.

— Да! Да! Что ты смотришь на меня? Это я стреляла! Я ту лощинку за кустами давно высмотрела, еще когда Баро своей конюшней хвастался. И дорожку неприметную, тесную, где на лошади только ускакать можно, тоже разведала!

— Ты стреляла… в меня?

— А почему нет? Ты же бросил в меня нож так, что к щиту припечатал!. — прокричала Люцита ему в лицо и тут же неожиданно сломалась, с крика перешла на плач. — Нет, Миро! Нет, мой миленький, не в тебя я стреляла, а в гадину эту, в Кармелиту! Но рука дрогнула. А как в тебя попала, очень испугалась. И ружье бросила. И на край света ускакать хотела. И потом перед всеми играла, мол, ничего не знаю… Но если бы ты не выжил, я бы себя тоже убила!

Люцита упала на траву, забилась в истерике.

Миро осмотрелся вокруг — не слышал ли кто, о чем они… Нет, хорошо, что никого рядом — и бросился успокаивать ее.