Олег Кудрин - Во имя любви

Максим смотрел на Кармелиту, не зная, верить ей или нет. А вдруг это все фобии после пребывания в плену…

— И ты в тот момент тоже был не один. За тобой кто-то следил. Но ты об этом ничего не знал.

— А чего они хотели-то?

— Они хотели, чтобы я пошла к следователю и сказала, что Удав — это не Форс…

— Понятно.

— Прости меня.

— И ты меня прости. Мужчина должен уметь защитить свою женщину, а я…

Решили, что о самом страшном детям расскажет Палыч. Несмотря на большущую разницу в возрасте, он был, пожалуй, лучшим другом Васьки…

Палыч уже битых полчаса разговаривал с цыганятами, но сказать им о смерти матери все не решался. И так получилось, что Васька сам, первый, заговорил об этом:

— Палыч! Странно… А мамы все еще нет…

— Васька, послушай меня…

И Васька, и остальные дети притихли. Но старик ничего не говорил. И пауза затянулась.

— …Ребята, послушайте меня. Теперь ваша мама будет жить не с вами…

— А где же? — услышав такую страшную новость, ребята сбились в стайку и стали похожи на птенчиков.

— Теперь ваша мама будет жить на небесах… Дети молча переглянулись.

— Палыч! Значит, наша мама… Наша мама умерла? — грустно спросил Васька.

— Да, Вася… Мама умерла…

Дети начали плакать. Сначала еле слышно, потихоньку. Но когда разревелся один, рев тут же подхватили другие. И только Васька не плакал, просто стоял мрачней осенней тучи.

— Ребята, ребята, не надо плакать! Вы поймите, всем нам на этой земле отведено свое время… Ну… нам, конечно, каждому кажется, что это несправедливо, но так уж должно было случиться… И мы все когда-нибудь…

Но дети не слушали его.

— Мама была…

— …такая веселая…

— …такая добрая.

— Ну, ребята, не надо плакать. Вот мама сейчас на вас смотрит сверху, и ей горько, обидно оттого, что вы плачете…

Старшая из девочек вдруг перестала плакать и с укором посмотрела на Ваську.

— Это ты во всем виноват! Если бы не ты, мама была бы с нами!

— Не надо, не надо! Не надо винить Васю! Не нужно!

— Ты никогда не слушался маму! — продолжала девочка. — Если бы не ты, с мамой бы ничего не случилось! Ты… убежал. А она пошла тебя искать. Ты… ты просто не любил ее так, как мы!

Васька насупленно молчал, глотая слезы. Остальные дети отошли на шаг от него.

— Зачем вы так? — заступился за друга Палыч. — Не обвиняйте Васю, он не виноват. Виноват злой человек, убийца, который это сделал.

— Нет! Нет! — настаивала девочка. — Если бы он тогда не ушел, мама бы не пошла его искать и осталась бы жива!

И вот тут Васька расплакался по-настоящему. Он ведь и сам чувствовал себя виноватым. Но пытался убежать от этой мысли. Да только сестра не дала ему этого сделать.

— Ребята, прекратите! — строго сказал Палыч. — Васька смелый мальчик.

Он хоть и маленький, но настоящий воин. У него храброе сердце. Он нам, взрослым, помогал выслеживать бандитов. И тоже мог погибнуть от их ножа или пули. Так что обвинять во всем Васю — нечестно. Разве мама в первый раз его искала? Нет! Но в прошлые разы все заканчивалось хорошо, а сейчас…

Виноваты бандиты, и больше никто. Свою злость и месть нужно направить против них, а не против брата. Вы должны быть все вместе. Особенно сейчас!

Сестра подошла к Ваське, вытерла ему слезы. В эту минуту она стала старше лет на десять. Поскольку почувствовала себя старшей женщиной в семье.

А старшая женщина — это не только строгость, но и великодушие.

— Ладно, хватит плакать! — сказала девочка. — Если душа мамы сейчас смотрит на нас, ей и вправду будет больно, обидно, что мы ссоримся. Мы должны быть все вместе! Не плачь, Васька… Ты не виноват…

Все дети обняли друг друга. И снова расплакались.

Теперь уж вместе — хором…

Беседа с Форсом прошла именно так, как нужно. Да, конечно же, он отбился и на этот раз. Но понял, что все еще "на крючке". И осознал, что при желании следователь Солодовников может создать ему крупные неприятности.

А может и не создать…

Теперь еще стоит поговорить с этой самой Тамарой Александровной. Ее тоже хорошо бы держать в подвешенном состоянии. Ибо, судя по некоторым предыдущим делам из архива, дамочка эта совсем непростая.

Ефрем Сергеевич застал Астахову в гостинице. Пришел в номер и коротко, минут за двадцать, рассказал о преступлении, произошедшем в городе.

— Не понимаю, при чем здесь я? — осведомилась Тамара.

— А при том, что я должен задать вам несколько вопросов.

— Извините, но я не понимаю, какое я отношение имею к вашим преступникам?

— И я тоже пока не понимаю, какое именно. Вот как раз поэтому и хочу спросить вас. Где вы находились сегодня ночью?

Тамара встала со стула, вспыхнула, всем своим видом показывая, что задавать такие вопросы женщине, по Меньшей мере, неприлично. Но вся эта пантомима не произвела на Солодовникова ровным счетом никакого действия.

— Я повторяю свой вопрос: где вы были прошедшую ночь?

— А вам не кажется, что это мое личное дело? Вы мне не муж. Я не собираюсь оправдываться перед вами!

— И все-таки вам придется ответить на мой вопрос. Не важно — здесь или у меня в кабинете, куда я вызову вас отдельной повесткой. А если вы не явитесь, то из разряда свидетелей вы попадете в разряд обвиняемых, и я буду вынужден вас арестовать. Понимаете, я больше чем муж, я — следователь!

— Даже так! А в чем меня обвиняют?

— Пока ни в чем. Вас всего лишь просят дать свидетельские показания, от которых зависит жизнь и свобода человека.

— Ладно, уговорили! Валяйте, спрашивайте.

— Я уже спросил дважды. Так все же, где вы были сегодня ночью?

Для приличия помолчав еще какое-то время, Тамара все же выдавила из себя:

— У Форса…

— Всю ночь?

— Да, всю ночь! — с вызовом сказала она.

— А в каких вы отношениях с Форсом?

— Ну, вы же взрослый человек… Что, неужели тут еще нужно что-то объяснять? Так не понятно? В отношениях, мы находимся в тех самых отношениях! Вы довольны?

— Ну, вообще-то, да. Будем считать, что разговор закончен. Только учтите, что господин Форс подозревается в совершении некоторых неблаговидных деяний. Я верю, что вы — честный человек. И поэтому предупредил вас. Если вы из-за него окажетесь втянутой в какую-то грязную историю — сами будете виноваты. Вы понимаете это?

— Понимаю.

— Так что помните: вас охраняет родная российская милиция. И если что-то в Форсе вам покажется подозрительным, мы всегда готовы вас выслушать.

— Хорошо…

— Всего вам доброго, — Солодовников ушел.

А Тамара схватилась за голову. Час от часу не легче. Как она поняла, новый следователь порекомендовал ей, в случае чего, стучать на Форса. И если она не будет этого делать, на нее с радостью навесят какое-то из его грязных дел. А если будет — то противопоставит себя самому Форсу.