Олег Кудрин - Во имя любви

И еще неизвестно, что страшнее.

Астахов снова рассматривал новые Светины картины. И они ему нравились все больше.

Он всегда так делал. Смотрел картины. Потом на какое-то время забывал о них. Просто выбрасывал из головы. А потом вновь смотрел. И уже тогда принимал окончательное решение.

А решение было такое — в Свете действительно проснулась художница. Еще не оформившаяся, но очень перспективная. Вот именно сейчас, когда она начала быстро расти, ее нужно нагружать работой. Что бы ей заказать?..

Портрет Олеси! Да, конечно. Хочется, чтобы в кабинете она всегда была рядом, даже когда уходит. К тому же сохранить любимую для истории, для вечности — приятное дело.

Для Светы такой заказ стал приятной неожиданностью. И признанием ее таланта. Ведь она всегда так уважала главного управского коллекционера — Астахова. Вот только работать с Олесей оказалось очень трудно.

Для того чтобы быть моделью, нужно обладать изрядной самоуверенностью. А в Олесе этого не было. (После тюрьмы вообще трудно оставаться самоуверенным человеком.) И оттого, садясь напротив холста, она всегда зажималась.

— Олеся! — в очередной раз окликнула ее Света.

— Что?

— Ну, Олесь, ну что ты делаешь? Раскрепостись. Пойми, главное — чтоб ты чувствовала себя естественно. Поэтому располагайся, как тебе будет удобней.

В комнату, ставшую мастерской, вошел Астахов.

— Коля, как мне лучше сесть? Помоги! — обратилась Олеся к любимому.

— Олесенька, я не знаю. Когда тебе человек нравится, он нравится в любом виде, как бы ни сидел… Спроси у художника. Художнику виднее.

— Что значит виднее? Я и на всех фотографиях получаюсь просто отвратительно…

— Ну, фотограф — это же не художник, — успокоила Олесю Света. — Хотя и фотограф обязан быть им, но не всегда так получается…

— А в чем разница?

— Ну, художнику важно уловить внутренний мир человека. Его сущность…

Иначе нет художника, а есть только принтер ручной работы…

Пока женщины беседовали, Астахов решил, что лучше выйти из комнаты — пусть они сами друг с другом договариваются.

— О! Стой! — услышал он уже из-за двери Светин возглас.

Олеся замерла.

— Стой, Олеся, вот, кажется, ты села, как нужно. В глазах что-то появилось…

И Света заработала с неимоверной быстротой.

В кабинет следователя Солодовникова Кармелита вошла в сопровождении Максима.

— Здравствуйте. Можно?

— Добрый день, — сказал Ефрем Сергеевич.

— Я хочу сделать заявление! — Кармелита была решительна, как никогда.

— Я готов выслушать вас. И помочь вам. Что у вас случилось на этот раз, Кармелита?

— Помните, во время нашей последней встречи вы интересовались, знаю ли я, кто такой Удав на самом деле.

— Да. И вы сказали, что не можете назвать конкретное лицо. Что-то изменилось за это время?

— Все изменилось! Теперь я точно могу сказать, что Форс и Удав это одно и то же лицо.

— Да-да, — вступил в разговор Макс. — Простите, а вы не могли бы сразу зафиксировать показания Кармелиты?

— Погодите, господин Орлов, у нас еще не выяснены все вопросы.

Зафиксировать-то я могу что угодно. Вот только нужно понять, какие у меня есть для этого основания. Итак, Кармелита Зарецкая, что вас заставило изменить свои показания?

— Меня запугивали.

— Запугивали тогда или теперь?

— Ну конечно, тогда! — возмущенно сказала Кармелита. — Форс-Удав и его подручные запугивали. Угрожали убить Максима. И поэтому я говорила то, что говорила. А теперь, когда погиб человек, Розаура, я поняла, что больше не могу так…

— Хорошо, я вас понял. Давайте тогда разберемся в ситуации поконкретней. Кто вас запугивал?

— Форс, и те двое, его сообщники.

— Простите, а как он мог вас запугивать, если до недавнего времени находился под стражей…

— Да говорю же вам, что тогда это делали его сообщники.

— Ну так, может, это была их личная инициатива?

— Да нет, я точно знаю, что приказывал им Форс.

— Откуда такая уверенность?

— Мне сказал об этом один из них.

— Извините, а вещественные доказательства у вас есть?

— Да, — Кармелита просветлела лицом. — Конечно. Это рисунок в кармане Максима. Макс, покажи!

Максим достал из кармана листок, на котором был нарисовано сердце, пронзенное стрелой.

Посмотрев рисунок повнимательней, Солодовников расхохотался:

— Извините, а что это означает?

— Преступники сказали мне, что сердце Максима под угрозой. Если я не буду делать, что они скажут, его убыот.

— Дорогая Кармелита, это все выглядит, как анекдот. В школе, которую вы недавно закончили, такие рисунки означают, что сердце поражено любовью. И это, по-моему, как раз ваш вариант. При чем тут бандиты?

— Да послушайте же меня! Это все они, это все Форс! Он и Розауру убил.

Я в этом уверена…

— Дорогая Кармелита, вы лицо частное. И можете говорить, что угодно. А вот я милиционер. И вынужден смотреть на факты. А факты таковы! У Форса есть стопроцентное алиби на ту ночь, когда совершилось убийство. Ребята, я запишу все, что вы говорите, но поскольку никаких серьезных вещественных доказательств у вас нету, то получается, что ваше слово стоит против слов Форса. И в итоге ничья. Понимаете? Приходите ко мне только тогда, когда у вас появятся какие-то вещественные доказательства!

Он снова далеко от нее. В тюрьме. Он — ее любимый Рыч, медведь, Богдан.

Люцита наконец-то добилась свидания с ним. Как хотелось цыганке обнять его, выгнать отсюда конвоира и надолго остаться наедине… Но конвоир, пожалуй, не одобрит такое ее поведение.

— Как же я давно тебя не видел… — сказал Богдан.

— Я очень соскучилась.

— Я тоже…

— Знаешь, у нас в таборе столько всего произошло!

— Ты хочешь сказать, что табор снова в городе? Через стол, за которым они сидели, Люцита дотянулась до его руки и погладила ее.

— Да… я теперь живу в нашей с тобой палатке. Но вместе со всеми…

— А что в таборе произошло?

— Случилось большое несчастье…

— Говори… Что-то с Миро?

— Нет, с Миро все в порядке… Но убили Розауру.

— Кто?

— Люди говорят, что это Удав.

— Так Форса опять посадили?

— Нет. Милиция по-прежнему не может доказать, что Удав — это Форс. Как она погибла?

— Не знаю точно… В табор приходили люди из милиции, сказали, что ее застрелили в катакомбах.

— В катакомбах? Тогда это точно Удав. Он любит катакомбы… Но что там делала Розаура?

— Васька пропал, его вечером в таборе не было. А она пошла искать его.

Говорят, у нее весь день было дурное предчувствие…

— За что же он ее так?

— Не знаю… может быть, она увидела что-нибудь или услышала.

— Да, наверно. Бедная Розаура.

— Богдан, теперь всем станет понятно, что ты не в сговоре с бандитами.