Анастасия Савицкая - Неприкосновенное сердце

— Мы связаны с тобой, Донна. И наша семья в любом случае является величайшей силой, даже когда мы порознь. Мы не говорим друг другу сладкие слова, когда они не нужны, но поддерживаем, несмотря ни на что. Так что ты хотела спросить?

Дверь открылась, и в дом вошли несколько мужчин и две женщины, которые держали на руках по одной девочке. Я бросилась к одной из них, и когда Адам направился к другой, она закричала. Он отошел, и я сказала, чтобы все вышли. В комнате остались только женщины, и я видела синяки и страх в их глазах. Они были так беспомощны, и по взгляду двух женщин-врачей я поняла, что была права на счет всей истории.

— Милые, как вас зовут? — спросила я. Они ничего не ответили. — Я не трону вас, обещаю. Не сделаю вам больно, и вы больше никогда не увидите тех людей. Все будет хорошо, — сжала я руку в кулак, чтобы почувствовать физическую боль. — Обещаю вам, что все будет в порядке.

Им укололи успокоительное, и мы перенесли их в машину, отвозя в наш дом. Всю дорогу я молчала и просто смотрела на них, а потом, когда Адам перенес малышек в комнату, положив на кровать, пока они еще спали, я не выдержала и решила поговорить с ним.

— Я хочу у тебя кое-что спросить, — взяла я его за руку. — Пожалуйста, только не отпускай, мне сейчас это нужно.

— Я никогда не отпущу твою руку, — поцеловал он меня в лоб. — Ну и денек.

Я обняла Адама, и когда подняла на него глаза, он все понял. Молча покачав головой, Адам находился в растерянности и недоумении. Страх мелькнул в его глазах, и я, не выдержав, расплакалась.

— Пожалуйста, Адам, — прошептала я, когда он еще сильнее сжал мои плечи. — Мы помогаем тем, кто нуждается в нас, помнишь?

— У нас будет много врагов, Донна. Я не могу подвергать тебя такому. Не могу подвергать такому нашу дочь. Оливия будет против. Ты подумала, как это на ней отразится? Сейчас опасно, а потом ты думаешь, что внезапно наступит Диснейленд?

— Мама, — услышала я голос Оливии и обернулась. — Ты хочешь оставить этих девочек у нас?

— Только если ты не будешь против, — направилась я к ней, обнимая. — Если ты скажешь, что не хочешь, значит, ничего не изменится. Потому что ты мой ребенок, Лив, и я сделаю все ради тебя.

Она посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на Адама, и снова на меня.

— Папа против, но ведь вы всегда помогаете тем, кто нуждается в помощи, — пожала она плечами. — Как ты думаешь, Бог есть?

— Конечно, милая, — чуть усмехнулась я.

— Но если маленькие девочки так страдают, может тогда его и нет? Как он может такое допускать?

«Человечность — это способность участвовать в судьбе других людей». Иммануил Кант.

========== Глава 20 ==========

Вы когда-нибудь гуляли по ночному Нью-Йорку? Заходили на вокзал и слушали музыкантов, которые ночуют на скамейках? Огни освещают этот город, и он становится волшебным. Другого такого больше не существует на всей планете, и поверьте, я знаю, о чем говорю. На самом деле настоящие причины для счастья всегда не вески, и сегодня была одна из таких причин. Прогулка по ночному Нью-Йорку одна из лучших причин для счастья.

— Ты знала, что Манхеттен был выкуплен у индейцев за 24 доллара?

— Ты не хочешь со мной поговорить, Адам? — сильнее сжала я его руку. — О нас, о всех наших девочках?

— Ди, что ты хочешь услышать?

— Я не знаю.

— Давай не будем всего усложнять, милая, — остановился он, смотря мне в глаза. — Ты — мой воздух, и я хочу дышать. Если ты хочешь, то и я хочу. Мы не делаем ничего плохого, просто я боюсь, что мы не справимся.

— Адам...

— Нет, — перебил он меня, обнимая. — Я имею ввиду, что я злился раньше из-за Оливии, потому что ревновал. Я ревновал тебя к твоей дочери, потому что хотел быть источником твоего вожделения. Твоей радости, счастья, внимания, восхищения, обожания и всех твоих чувств. Я даже хотел быть единственным, к кому бы ты чувствовала злость. Боже, — засмеялся Адам. — Я больной на всю голову. Я хотел владеть тобой и всем, что связано с тобой.

Адам всегда говорил правильные вещи, даже когда я не хотела их слышать. Он умел сказать даже самое ужасное так, что я хотела прижать его к себе и целовать до боли в губах. Этот человек приносил столько яркости и красок в мою жизнь каждый день, и я понимала, что все может быть хорошо и без его присутствия в ней. Но с ним всегда все было ярко и сказочно. С ним даже поход по магазинам был сумасшедшим приключением.

Воздух был теплым, даже ночью, и Нью-Йорк ожидал лета. Дома подходили впритык к деревьям на парковой зоне, а велосипедная дорожка освещалась фонарями. Мне нравился этот покой, и запах зеленой листвы предвещал тепло.

— Ты нужен мне, Адам, — притянула я его к своим губам за волосы. — Ты чертов отдельный орган и кровь в моих венах. Ты — и есть два основных компонента всей моей крови.

— Какие они? — засмеялся он, проводя своим носом по моему.

— Какой позор, — наигранно изобразила я ужас. — Я говорю тебе о чувствах, а ты даже не знаешь, что означают эти вещи.

— Это плазма и взвешенные в ней форменные элементы.

Объятья — самое сильное проявление чувств. Только они могут сказать, насколько мы важны человеку.

Мы сами себе ставим границы. Мы сами создатели своей судьбы. Мы выбираем, где работать и с кем жить. Какие оценки получать в школе и какого цвета будет наш диплом после окончания университета. Наши мечты — наш собственный выбор. Мы сами ставим перед собой цели и те же границы, которые не всегда нужны. Мы должны думать о родных людях, но должны думать о совершенно посторонних, чего я никогда не делала раньше. В конечном итоге, каждый день — наш собственный выбор.

На следующий день мы с Адамом были сначала в участке ФБР, затем участке полиции, потом нас отправили на медосмотр, и в конце к юристу. Меня напрягала вся эта ситуация, хоть я и делала все, чтобы наши с Адамом кандидатуры одобрили. Я хотела этих детей. Может быть, я их еще не любила, но была вполне готова дать им заботу, опеку и хорошее будущее. Только недавно я поняла, что мы совсем не делаем ничего доброго. Мы откупаемся деньгами, чтобы сделать вид, что заботимся о ком-то. Но что потом? Эти деньги дают теплую одежду, а не тепло. Они дают возможность просто есть, но совсем не теплый ужин с нежным поцелуем от мамы в щеку. Как мало на свете людей, которые действительно что-то делают, и кому не жалко год за годом отдавать кому-то, а не только требовать и хотеть что-то получать.

— Почему вы думаете, что будете хорошей матерью этим детям? — спросила женщина-психолог, когда мы с Адамом проходили индивидуальное собеседование. — Вы живете с мужчиной, который был за решеткой, у вас у самой есть дочь семи лет, кроме того, вы часто разъезжаете...

— Вы хотите убедить меня или проверить? — перебила я ее, продолжая спокойным тоном. — Я не собираюсь высылать этим детям график, по которому они будут общаться со мной. Мне хватит времени на них и на разъезды, — показала я кавычки в воздухе. — В жизни каждого есть множество людей, ради которых стоит жить, а знаете, ради кого всегда жила я? — оперлась я на спинку стула. — Ради себя. Лишь ради себя. Я боролась и продолжала жить только поэтому. А потом в моей жизни появился Адам. Мужчина, который сидел, — снова изобразила я кавычки. — И он полюбил меня. Я привыкла видеть шум и гам, а с ним заметила тишину. Я всегда держала марку, и мне завидовали даже тогда, когда я умирала. Но сейчас этого не нужно делать. Я хочу этих детей. Я хочу этих двоих девочек, и уже, наверное, люблю их. А Адам любит меня. Он любит все, что связано со мной, как бы эгоистично это не звучало.