Анастасия Савицкая - Неприкосновенное сердце

— Ди, прости...

— Не проси у меня прощения за то, что уважаешь того, к кому не имеешь никакого отношения.

— Ты изменилась.

— Просто захотела быть женщиной, которой тебе захочется угождать.

— Что ты имеешь ввиду? — улыбнулся Адам.

— Я всегда была самостоятельной. Всегда была в состоянии заработать, купить и получить желаемое. Конечно, большинство вещей я могу сделать в жизни одна. Но когда появился ты, и после всего, через что мы прошли, я стала уверенной. Я стала уверенной не только в себе и Эмили, но и в тебе. Ты пытаешься влиять на мою самостоятельность и постоянно меня удивляешь. Пусть каждый поступок и не вызывает у меня восторга, но я счастлива, даже если не показываю тебе этого.

Адам смотрел мне в глаза какое-то время, а затем его губы накрыли мои. Тепло его тела поражало меня, и я надавила своей промежностью на его уже твердый член. Адам расстегнул пуговицу, а затем и молнию моих джинс, и я немного подняла попку, чтобы Адам мог снять их. Резким движением большого пальца он раздвинул влажные губы, и проник двумя пальцами внутрь.

— Я хочу трахнуть тебя, Донна, — зарычал Адам. — Сейчас и жестко.

Он сказал это так грубо, и мое дыхание стало тяжелым. Я выгнулась, когда он надавил на клитор и снова впился поцелуем в мои губы, чтобы заглушить стоны.

Из всех мужчин, которые прошли через мою жизнь, и я имею ввиду серьезные и мимолетные связи в том числе, почему именно Адам привлек меня? Какая ирония. Я всегда пыталась держаться подальше от таких мужчин — физически сильных мужчин. И еще красивых, обстоятельных, опасных и особенно от тех, кто обладает острым умом и не менее отточенным чувством юмора.

— Сделай это, Адам, — вцепилась я ногтями в его плечи. — Просто сделай это, черт возьми.

Адам провел рукой по всей своей длине, и подняв мои бедра, опустил на его твердый член. Я чувствовала, как мое собственное безумие смешалось с его, и сильные руки Адама сильно держали меня за попку. Мои бедра бились и терлись о его с тяжелым однообразием, и когда он расстегнул мою блузку и взял в рот сосок, покусывая его, я закричала. Не знаю, что я чувствовала каждый раз, но всегда было как впервые.

У меня появилось странное чувство, будто каждая косточка тела изогнулась и стала, как пластилин. Это ощущение было таким возбуждающим, что я забыла обо всем, в том числе о боли, которую причинила Адаму вцепившись ногтями в его кожу. Своими цепкими пальцами он нашел мою самую уязвимую точку, и я ловила ртом воздух. Все, что меня окружало, стало расплывчатым, и границы растворились. Крик вырвался из моего тела, и я услышала рычание Адама.

Я уткнулась лицом в его шею, и засмеялась. Адам порой был так невыносим, но с ним я чувствовала себя так хорошо, как никогда ранее.

— Я люблю тебя, — усмехнулась я. — И еще я люблю секс с тобой.

Его грудь тряслась от смеха, и он поцеловал мои волосы, обнимая за плечи.

— Я хочу кое-что попросить, — отклонилась, смотря Адаму в глаза. — И я понимаю, что, возможно, прошу слишком много, но мне это нужно.

— Что ты хочешь, Ди?

— Я хочу попрощаться с ним, — сказала я слишком тихо. — Просто понимаешь...

— Я понимаю, — сплел наши пальцы Адам. — Я против, но понимаю. Я принимаю, что большинство смертей в мире подстроены или случайны. Я принимаю, что дедукция — это врожденное, и я принимаю тебя. В любом твоем виде. И знаю, что в следующий раз тебе с твоим характером и умением держать марку нужно покупать не сексуальное бикини, а любое белье в мужском отделе.

— Ты скотина, — засмеялась я. — Но...

— Я тоже люблю тебя, Донна, — провел он пальцами по моей щеке. — И я отвезу тебя, чтобы ты попрощалась.

— Эти слова идеальнее, чем вся моя жизнь до тебя.

— Почти как большинство тортов, которые я видел.

Адам застегнул мои джинсы, а я, смотря на него с улыбкой на лице, застегивала его брюки. Вот такой стала наша жизнь — работа, дети и секс в машине, пока у нас есть немного времени. Потом садик, школа и мука для пирога. Говорят, что есть что-то постоянное в отсутствии постоянного, но какой смысл в постоянном, если оно в любом случае отсутствует?

Мы шли по тропинке к дому, оставив машину за пределами ворот. Вдыхая запах влажной земли после недавнего дождя, я наслаждалась видом саженцев, которые, судя по рассказам Оливии, Адам садил их вместе с ней. Каждая клетка моего тела радовалась этому дню, даже несмотря на то, что, кажется, нам предстоит немало работы в будущем.

— Знаешь, Ди, он любил тебя, — сжал Адам мою руку, открывая дверь. — Любил какой-то странной и немного сумасшедшей любовью, и просто не знал, что с этой любовью делать.

— Я думаю, что нет подходящего момента, чтобы умереть, и мне жаль, что я забыла того человека, которого встретила однажды. Жаль, что он забыл того человека, которым был однажды.

«Всегда говори то, что думаешь, и делай то, что тебе кажется правильным — это твоя жизнь, и никто лучше тебя ее не проживет». Жан Рено.

Придя домой, я усмехнулась, смотря как девочки вместе с Оливией ели мороженое.

— Пожалуйста, скажи, что тут нет всего твоего класса, — сказала я Оливии, усмехаясь.

— Есть, — ответила Эмили. — Но они устанавливают карбюраторы на мотоциклы в гостиной.

— Очень смешно, — поцеловала я каждую дочку в лоб.

То же самое сделал Адам, и сказав мне, что ждет меня в ванной, поднялся наверх. Нам обоим нравилось иметь дочек, но все же еще я хотела сына. Хотела мальчика со светлыми волосами и голубыми глазами. С белоснежной улыбкой и ярким воображением. И самое главное — с чистым и добрым сердцем.

— Спасибо, — сказали в унисон Аннабель и Джулия. — Можно включить мультики?

— Конечно, — взяла я их за ручки и, включив мультики в гостиной, вернулась на кухню.

Эти милые семилетние девочки были такими очаровательными, несмотря на все, что они пережили. Я надеюсь, что они смогут войти в эту семью и будут счастливы. Завтра мы подпишем бумаги об удочерении, я — две, а Адам — три. Каждый раз, когда я вспоминаю их глаза, как их привезли, у меня подкатывает комок к горлу, и прекрасно, что в такие моменты никого не бывает поблизости, потому что на моих глазах все чаще и чаще выступают слезы.

— Я хочу кое-что переделать в этом доме, и нужно посадить цветы во дворе.

— Ты, наверное, единственная женщина во всем мире, которая не нуждается в помощи, — сказала Эмили, вытирая вымазанный подбородок Оливии.

— Есть еще ты, — достала я бутылку вина из шкафа.

— На самом деле каждая нуждается в помощи, — посмотрела на меня Оливия, нахмурившись.

— Милые, — сказала Эмили, направляясь к двери. — У меня важный звонок, я скоро вернусь.

Когда Эмили ушла, я села напротив Оливии и взяла ее крошечную ручку в свою.

— У тебя все будет хорошо, моя маленькая девочка, — смотрела я на нее. — Я обещаю. Я обещаю, что, когда тебе будет 8 или 10, или даже 18 лет, я буду оберегать тебя от боли всеми возможными и известными мне способами. Но нет, ты не будешь чувствовать себя слабой. Я просто буду сражаться за тебя, несмотря ни на что. У тебя будет то, чего не было у меня. Ты всегда будешь такой храброй и будешь уметь любить. На твоем сердце не будет шрамов, и твой отец всегда будет рядом с тобой.