Анна Берсенева - Женщина из шелкового мира

— Пожениться, — сказал Игорь. — Я хотел предложить тебе пожениться. — Мадина молчала, и, подождав несколько мгновений, он пояснил: — Мы с тобой не дети. У нас есть определенный опыт прежних отношений, возможно, непростой опыт. Во всяком случае, у меня он именно такой. Жена ушла от меня к более успешному, как ей казалось, человеку. Что ж, это стало для меня стимулом добиться еще большего успеха. И стать более осторожным. Поэтому я долго присматривался к тебе.

— Не так уж долго, Игорь, — сказала Мадина. — Мы с тобой знакомы всего три месяца.

— Этого мало только для неопытного человека. Для меня этого достаточно. За это время я понял, что ты именно такая женщина, какую я всегда искал. Поэтому я хочу, чтобы ты была моей женой. Я не заблуждаюсь в своем желании. И, думаю, ты уже поняла, что я сделаю все возможное для того, чтобы ты не разочаровалась в своем решении. Если, конечно, оно будет положительным.

Он говорил четко, внятно, будто не лежал голый в постели, едва прикрывшись одеялом, а вел переговоры. Но при этом его речь совсем не казалась холодной или нарочитой, просто это была правильная речь человека, который говорит продуманные вещи.

«Он прав, — подумала Мадина. Ее тело отдыхало после приятных ощущений, именно поэтому мысли ее текли так спокойно и ровно. — Он понял, что я буду ему хорошей женой, и я именно такой ему и буду. Я не стану ему изменять, не уйду от него к более успешному мужчине. Я буду производить на его друзей и знакомых именно такое впечатление, которое ему необходимо. У нас будет правильный дом, тот самый, который крепость. И, надеюсь, я все-таки смогу родить. Есть же хорошие врачи, платные больницы, за границей, в конце концов. У нас с ним будет все, чего мы оба для себя хотим. Я должна согласиться».

— Спасибо, Игорь, — сказала она. — Я уверена, что буду с тобой… — Она хотела сказать «счастлива», но сказала иначе: — У нас с тобой будет удачная жизнь. Но дай мне подумать, ладно? Ты прав, мы не дети.

Она не понимала, зачем сказала это. Хотя, в общем, это было правильно, сказать именно так, вместо того чтобы броситься ему на шею с воплями восторга. И по его одобрительному взгляду она поняла, что повела себя правильно.

— Конечно, — кивнул Игорь. — Мне приятно, что ты относишься к этому серьезно.

— Ты не обиделся? — на всякий случай уточнила Мадина.

— Что ты! Наоборот.

Он притянул ее к себе и поцеловал. Уже через секунду этот поцелуй, начавшийся лишь как подтверждение его слов, сделался просто мужским поцелуем — жадным, требовательным. Что ж, она готова была отвечать его требованиям. И его приоткрытым во время поцелуя губам, и подвижному языку, и всему его явному, нескрываемому — а что скрывать, зачем? — желанию.

Шелковые простыни приятно холодили тело. Ей вообще был приятен тот мир, в котором она теперь жила.

Мадина обняла Игоря, обвилась вокруг него вся — руками, ногами, всем телом — и ответила на его желание так, как он от нее ожидал.

Только сойдя с поезда, Мадина поняла, что не была в Бегичеве целый год.

Она звонила родителям почти каждый день, и они дважды приезжали к ней в Москву: привозили вещи, вообще беспокоились о том, как она устроена. Даже познакомились с Ольгой, чтобы быть уверенными, что их девочка не попала в плохую компанию. Мадина только улыбалась, видя это их беспокойство.

Она давно уже была сильнее, чем думали о ней папа с мамой. Наверное, она всегда была сильнее, просто они этого не знали, да она ведь и сама не знала этого о себе.

И вот теперь она шла по длинной, пустынной, пересекающей железнодорожные пути бегичевской улице и не понимала двух вещей: почему не приезжала сюда раньше и почему приехала сейчас?

Конечно, она предупредила о своем приезде, но хлопоты в доме стояли такие, будто она явилась неожиданно. И как же это было хорошо! Вот эти умопомрачительные запахи из кухни, и розы в хрустальной вазе на парадной скатерти, и разноцветные яблоки, рассыпанные по деревянному некрашеному полу веранды, и золотые листья у самых окон, словно льющиеся из сада в дом…

Все здесь было хорошо, все вносило в душу мир, и ничего из здешней жизни невозможно было взять в жизнь ее нынешнюю.

— Все бы хорошо, доченька, да плохо, что ты одна и одна. — Мама придвинула к ней плетеную сухарницу со свежими булочками. — Ешь, ты же любишь венгерки. Годы-то у тебя уже не маленькие. И такая ведь красавица ты стала! Прическу поменяла, что ли? Не пойму. Но красавица невозможная, поверь. Неужели никто внимания не обращает?

— Обращает, мама, обращает, — улыбнулась Мадина. — Вниманием я не обойдена.

— И ничего серьезного? Не понимаю! Мне кажется, — осторожно заметила она, — что ты сама, возможно, ведешь себя неправильно. Ты привыкла жить в книжном мире, Мадиночка. А в жизни ведь все иначе, к сожалению. Надо не стесняться, проявлять инициативу. Если ты видишь, что нравишься и человек хороший… И если он тебе нравится, конечно.

— Я знаю, мама, — сказала Мадина. — Ты не беспокойся. Я все теперь знаю, все умею, и жизнь у меня налажена правильно. И всё у меня… будет, — помедлив, добавила она.

— Ну, дай бог, дай бог, — совсем по-стариковски закивала мама.

Когда Мадина вышла в кухню за компотом, то услышала, как в комнате папа торопливо произнес:

— Оля, ну зачем ты со своими советами? Может быть, девочке неприятно, что ей напоминают о личной неустроенности. Может, это для нее больная тема, мы ведь не знаем.

— Да-да, не буду, — так же торопливо, пока Мадина не вернулась, согласилась мама.

Как чиста была их деликатность, как чиста и прекрасна! И почему нельзя было прожить всю жизнь в этом чистом пространстве, в этом уютном коконе простой любви и заботы?

Почему — Мадина не знала. Но что это теперь уже невозможно для нее, она знала точно.

Москва стояла в глубине ее сознания и что-то говорила ей — что-то сильное, может быть, даже властное. Но что, Мадина не могла разобрать, и это тревожило ее, беспокоило.

Вообще же все в ее жизни было понятно и определенно. И надо было только сообщить об этой определенности, которая наконец наступила в ее жизни, родителям. Конечно, они обрадуются. И конечно, сразу подумают о том же, о чем подумала она: что у нее могут быть дети и что Игорь хороший, возможно, наилучший кандидат на роль отца ее детей… Ну, об этом они, впрочем, не подумают, они ведь его даже не знают. Ничего, познакомятся. В ближайшее время.

Она понимала, что заставляет ее колебаться в такой бесспорной, в такой очевидной ситуации. Конечно, это были мысли о… О прошлом. Мадина не хотела называть это свое прошлое по имени, словно бы опасаясь произносить его даже мысленно. Но с нынешней своей холодной проницательностью она оценивала то свое прошлое правильно и внятно.