Виктория Мальцева - 15 минут

— Да, я знаю, — она со вздохом вытирает щёку, которую мне не видно, но подозреваю, что по ней всё-таки скатилась слеза. — Вы правы, эмоции иногда нужно стравливать, иначе они способны вызывать настоящий коллапс!

Тут она добродушно и довольно-таки счастливо смеётся, что само по себе странно и совершенно не укладывается в общий тренд её поведения. — А знаете, я расскажу. Вдруг Вас это чему-нибудь научит? Именно Вас… — добавляет с уже совершенно серьёзным лицом.

«Господи, неужели и она ЗНАЕТ?» — меня бросает в жар, но как выясняется далее, собеседница и не думала переключать предмет нашего разговора на мои проблемы.

— Когда-то давно, когда я была совсем юной, но уже замужней, у меня появился любовник. Ни тогда, ни позднее я не относилась к тому типу женщин, у кого они имеют обыкновение заводиться. Более того: я и не подозревала, что вообще способна на подобное. Однако случилось именно то, что случилось, и я пошла на это совершенно осознанно и не потому… хотя это не важно и к сути моей сегодняшней несдержанности не относится. В общем, мы расстались. Я осталась жить со своей семьёй — детьми и мужем, а ОН уехал. Далеко. На другой конец света.

Она замолкает, прижимает руку к губам, как будто пытается совладать с собой, и это получается у неё так быстро и легко, что мгновенно вызывает у меня восхищение и уважение.

— У меня была хорошая жизнь, жаловаться не на что. Но раз в год, в День своего Рождения, я получала букет белых роз — моих любимых цветов. Ни карточки, ни открытки, ни записки в них никогда не было, однако я всегда знала, что это ОН — его цветы.

Снова пауза, но на этот раз просто задумчивость.

— Спустя время мой бывший любовник заболел. Смертельно. В тот момент, когда мы снова встретились, он был уже в очень запущенном состоянии и… у него оставалось не так много времени, и оно целиком зависело от его удачливости — если подцепит любой вполне безопасный для здоровых людей вирус, ему конец.

— СПИД?

— Лейкоз, — в её коротко взглянувших на меня глазах стальная жёсткость.

— Он умер?

— Нет. Выздоровел. Жив по сей день.

Я зависаю в непонимании.

— Лейкоз в такой стадии, как вы описываете…

— Да, его воскрешение было похожим на чудо, которое он сам и некоторые другие люди связали с… но это не важно.

— А что важно?

— Важно то, что если бы я не узнала о его болезни, он бы умер, потому что не лечился. Не хотел.

— Не хотел? — выдыхаю.

— Именно. Но всё это в прошлом и слишком долгая история, чтобы уместить её в один вечер. Я хотела поделиться с Вами другим: цветы — их приносили каждый год. Каждый…

Её голос срывается и восстанавливается нескоро:

— Если бы не телефонный звонок, который я могла бы пропустить, не услышать, потому что тот мой день, именно тот, а не какой-нибудь другой, был настоящей суматохой, потому что человек, набравший цифры моего номера, серьёзно сомневался в верности своего шага, а значит, мог бы и не позвонить, и я уже не говорю о том, что мне элементарно могли бы не открыть визу… так вот, если бы в этой хрупкой цепи разорвалось хотя бы одно звено, я бы получала свои цветы по сей день.

Она разворачивается и смотрит в мои глаза своим красивым, но настолько тяжёлым, неженским взглядом, что у меня холодеет всё внутри.

— Вы же сказали, что он бы умер…

— Да, он совершенно точно умер бы, но я бы каждый год, включая нынешний и многие последующие, получала бы его цветы.

— Как?

— Примерно час назад я узнала, что он не заказывал те букеты ежегодно, а выкупил на несколько десятков лет вперёд. Их приносили, потому что он однажды, только лишь однажды позаботился о доставке одного и того же букета. Это была бы самая жуткая, самая страшная вещь из всего, что мне довелось пережить.

— Почему? — совершенно искренне недоумеваю. — По-моему, довольно романтично…

Ane Brun — Big in Japan

В её взгляде мгновенно появляется какое-то уставшее разочарование. Я даже успеваю подумать, что она отвернётся и больше не скажет ни слова, обидевшись то ли на мою глупость, то ли на неспособность понять её «боль». А я действительно неспособна. Случись с ней то, что произошло со мной… и Каем, все эти романтически надуманные страдания мгновенно сдуло бы из списка её забот.

Но я ошиблась, она решила всё же закончить начатое, хоть и поняла, что я не тот, кто способен ей искренне посочувствовать:

— Представьте, что вы любите человека… мужчину. Любите по-настоящему. Эта любовь, как дерево, проросла корнями в вашу плоть и не только в неё — она проникла в душу так глубоко, что умирая, вы неизбежно заберёте её с собой, и там, куда бы ни было вам суждено попасть, вашей единственной целью будет бесконечный, безутешный поиск того невесомого сияния, которым и была его душа. Вот так, любя и пряча, вы проживаете дни своей обычной жизни: работаете, растите детей, проводите время с друзьями и родственниками, и даже испытываете нечто очень похожее на любовь к мужчине, с которым живёте, которому рожаете детей, но каждую секунду помните ЕГО. Годы проходят, годы. Очень много лет. Вы смиренно отсчитываете каждый и ждёте День своего Рождения не потому, что вам нравится становиться старше, а потому что снова получите его цветы. И вот у вас уже седые волосы и морщины, дети выросли и выпорхнули из гнезда, задачи выполнены, программы соблюдены, вы довольны собой, вами довольны, вы получаете очередной ЕГО букет, трогаете пальцами белые лепестки и в который уже раз привычно спрашиваете Вселенную: как он там? Сколько у него детей? Как многого добился? Любит ли его семья? Бережёт ли? Достаточно ли ласкова с ним жена, ведь он так любил ласку… И вы надеетесь, уверены даже, что он счастлив, что живёт так полно, как мечтал и заслуживал. Ни на одну секунду в вашу голову не способна закрасться мысль, что его давно нет — он умер, в сущности, убил себя ровно через пять лет после вашей последней встречи. И вы никогда об этом не подумаете, потому что в ваших руках живые белые цветы. Его цветы.

В её глазах слёзы. Огромные капли выкатываются из них и ползут по нежной ухоженной коже.

— А потом, ещё позднее, когда придёт ваш час, вы будете вглядываться в небо или просто белый потолок больницы, или где там придётся додумывать свои последние мысли, и станете себя спрашивать: стоит ли его искать сразу по вашему прибытию ТУДА, или он всё ещё здесь? Ведь вам ни разу за всю вашу долгую жизнь не пришло на ум, что он ждёт вас и уже очень давно… почти сорок — пятьдесят лет.

Она вытирает руками щёки, но поздно — наши мужчины подходят, договаривая остатки своей беседы. Её супруг как коршун кидается к ней, загребая в объятия, и говорит-говорит, и только теперь до меня доходит, почему не могла понять его раньше — между собой они общаются на незнакомом мне языке.