Виктория Мальцева - 15 минут

Когда она разворачивается, и её глаза находят мужа, я мгновенно понимаю, что тот, кто в её больном воображении вот уже пятьдесят лет ожидает воссоединения на том свете, стоит живой и невредимый прямо перед ней. Я вспоминаю его имя. Но говорить ничего не хочется.‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Смотрю будто только сейчас прозревшими глазами на его тёмные, но уже изрядно седые волосы, стильные очки, разглядываю ансамбль из узких тёмно синих брюк и приятного горчичного кашемирового джемпера в тон тонкокожим европейским ботинкам. Герой только что услышанной душещипательной, но почти полностью выдуманной истории не просто красивый мужчина, а что называется «из ряда вон». Только такая рассеянная особа, как я, могла не заметить этого раньше. В памяти мгновенно всплывают неоднократно фонтанирующие восторги Адити по поводу его внешности и не только, и видит Бог, подруга не простит, если узнает, что я побывала на вечеринке, куда был приглашён недосягаемый объект её мечтаний, и не взяла с собой. И её нисколько не устроит тот факт, что сделано это было не со зла, а всё по той же всем и каждому известной причине — моей затягивающей рассеянности.

Адити права: чем жить в бесконечном тумане, как живу я в последние годы, теряя память то ли из-за лекарств, то ли по причине собственного нежелания что-либо помнить, уж лучше решиться на кардинальнее перемены в жизни. Смотрю на человека, с которым пережила столько боли, и думаю о разводе.

В тот вечер я совершенно не вняла сделанному Вселенной посланию, а ведь получила сообщение вполне чёткое и ясное: «Никогда не отворачивайся от того, кого любишь, люби, пока можешь, пока есть возможность». Однажды я вспомню и пойму и этот вечер, и синеглазую женщину, и ту причину, по которой Провидение послало мне её саму и её слезливые фантазии. Однако в своих самых лучших традициях я сделаю это слишком поздно.

Я чувствую на себе взгляд. Отрываюсь от обнимающейся парочки и смотрю на мужа. Что у него на уме, сложно понять, к тому же он почти сразу переключает свой взор на небольшую сцену с гремящей музыкой, затем, словно опомнившись, протягивает мне воду:

— Прости, лимон не удалось найти.

— Я и не ждала, — разворачиваюсь к нему спиной.

Недаром говорят, что человек слышит лишь то, что хочет услышать. Особенно если он такой глупец, как я. Не поняв главного, важного, мой непутёвый мозг принялся обдумывать тот факт, что даже вот у такой на вид приличной женщины, как моя сегодняшняя собеседница, когда-то имелся любовник. Пусть он впоследствии стал её мужем, если, конечно, мои предположения верны, но ведь когда-то она изменила. Предала.

Что с этим миром? Когда, в какой момент истории, верность и преданность совершенно перестали быть в цене? Как и кому верить, если кругом сплошное предательство, и не важно, чем его оправдывают люди?

— Мы можем уже возвращаться? — спрашиваю у мужа, не поворачивая головы.

— Да, если ты хочешь.

В машине замечаю, что мы движемся не в направлении Ванкувера.

— Куда мы едем? — спрашиваю.

— В отель.

— Почему не домой?

— Потому что уже поздно, и мне нужен отдых. Ехать в таком состоянии небезопасно. Будь я один — были бы возможны варианты, но сегодня я отвечаю и за твою жизнь, поэтому отель. Посплю пару часов, и выедем.

— Понятно. А предупреждать не нужно?

В наскоро брошенном взгляде мужа подозрение:

— У тебя на эту ночь были планы?

— Мне утром на работу!

— Ты попадёшь на неё вовремя. И даже успеешь позавтракать дома и переодеться. Выедем засветло — дороги и таможня будут ещё свободны.

У моего супруга как всегда чётко и доподлинно всё просчитано, распланировано в лучших традициях Кая Керрфута, который в очередной раз не стал перегружать меня «лишней» информацией.

— Что между вами произошло? — внезапный вопрос.

— Между кем? — мои щёки и шея заливаются краской.

— Между тобой и женщиной, которую я попросил развлечь.

С одной стороны, обидно от того, что Кай не называет её имя — знает, что не запомню, а с другой, беззвучно выдыхаю облегчение — я думала, он спросил об Анселе.

— Ничего!

— Она выглядела расстроенной, когда мы вернулись, — гнёт своё.

Зарёванной, а не расстроенной. Его извечная корректность раздражает.

— Переживаешь, что я уронила твою репутацию?

— Викки, моя репутация — не последнее дело в бизнесе. Её муж очень нужный мне человек, и он повёрнут на своей жене…

Я не даю ему договорить:

— И тебя это бесит?

— Нет, не бесит, только мешает работе. Его помешанность на женщине — его личное дело, и не мне разводить дискуссии на эту тему. Сейчас я говорю о своей просьбе, и она, согласись, была элементарной — отвлечь женщину почти твоего возраста на десять минут. Мы уходили, она была нормальной, вернулись — на ней лица не было.

— Я тут ни при чём. Я молчала, говорила она.

— О чём?

— О цветах.

— Цветах?

— Да, о цветах. Которые в её больной фантазии она могла бы получать от своего умершего возлюбленного на протяжении всей жизни и думать, что он жив.

Физиономия благоверного кривится то ли в неверии, то ли в брезгливости:

— … больной фантазии?

— Если я верно уследила за ходом её мыслей, её возлюбленный и тот, кто посылал цветы — и есть парень, которого ты пытался сегодня охмурить.

— Господи, Викки, не охмурить, а заинтересовать!

— Да какая разница, цель одна, как её не обзови.

— На сегодня этот «фантомный романтик» — самая влиятельная фигура в регионе. К его мнению не просто прислушиваются, он каким-то магическим образом заставил всех ориентироваться на его курс, как на полярную звезду.

— Завидуешь?

— Ни в коем случае.

— Хочешь быть таким, как он?

— Нет. Я отношусь с уважением и к его личности, и к достижениям, но он далеко не мой объект для равнения. У каждого свой Эверест.

В номере Шератон Сеатл на последнем двадцать четвёртом этаже здания оказывается только одна кинг-сайз кровать.

— С раздельными не было? — бурчу.

— Прости, выбирал из того, что было. Но твоё замечание совершенно неуместно, ты отлично знаешь: я никогда ничего не делаю против воли.

Многозначительное высказывание. Да я и не сомневалась, мой дорогой супруг, что Дженна легла в твою постель по своему собственному желанию и даже, вероятно, с подскоком и выражением лучезарного счастья на своей рябой физиономии. Вполне возможно, что во мне сейчас говорит раздосадованная собственница, но я до сих пор не могу понять, что он в ней нашёл? Сексуального, я имею в виду.

Кай водружает бумажный пакет на небольшой овальный столик у панорамного окна и придвигает к нему два единственных на все апартаменты стула: