Виктория Мальцева - 15 минут

— Садись, перекуси. Ты ничего не ела.

Замечание, надо признать, дельное — на музыкальном вечере действительно едой не баловали: гарсоны сновали туда-сюда с подносами аперитивов микроскопического размера, поэтому я, трезво оценив соотношение приложенные усилия/результат, решила за ними даже не гоняться.

Перед моим носом материализуется коробка с салатом из Тим Хортонс, что не может не радовать, но я беспокоюсь о другом — совершенно не помню момент, когда супруг озаботился нашим ужином.

Как только ложимся и гасим свет, я обнаруживаю, что за недели моего бойкота я абсолютно отвыкла от физической близости мужа — его присутствие рядом теперь непривычно и… беспокойно для моей психики. И не только. И, чёрт возьми, не только.‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Я закрываю глаза и всеми силами уговариваю себя уснуть, поскольку степень моего беспокойства настолько серьёзна, что решись Кай дотронуться… ни его руки, ни что-либо ещё не встретили бы сопротивления. Это серьёзное предательство гордости, поэтому я усердно зажмуриваю глаза и призываю сон.

Но уже очень скоро мои мысли отделяются от моего мозга и по-овечьи плетутся за желаниями:

«Обними!»

«Протяни руку и обними!»

Я знаю о своей зависимости от объятий этого человека. Несмотря ни на что. Несмотря, чёрт его дери, ни на что, эта потребность неискоренима. Я перестала его любить, уважать, верить ему, но всё также нуждаюсь в его руках. И что самое нелепое — ни почти случившаяся измена, ни полуразвратный образ жизни нас обоих не помогли мне разучиться так сильно от них зависеть. Поэтому я мысленно уже не прошу, а буквально ору ему:

«Да обними же меня, наконец, идиот!»

Но он не слышит. Потому что бесчувственная скотина. Потому что ему на меня наплевать, и моя ремарка по поводу сдвоенности кровати действительно была не к месту — далеко не я сейчас в его голове. Там теперь весь романтический отдел занят образом рябой Дженны.

Моё извращённое воображение, раздосадованное молчаливой глухотой мужа, мгновенно работает против меня: длинные пальцы мужа уже сладострастно скользят по гладким красивым ногам соперницы, ведь он любит ноги — почти фетишист. В эпоху зарождения наших отношений Кай всегда начинал именно с ног, приучив и меня разгоняться именно с этой точки.

Взбесившись, как выдворенная, оголодавшая и обозлённая псина, я испытываю потребность кусаться:

— У тебя только она, или ещё кто-то есть?

Кай отвечает не сразу, поскольку, очевидно, не ожидал с моей стороны выпадов, тем более посреди ночи:

— Я бы не хотел обсуждать эту тему, с твоего позволения, — осаждает со спокойствием Зевса.

И мне в такой ситуации сложно сдержаться:

— Пфф… Да больно нужно!

— Викки, мне искренне жаль, что тебе пришлось всё это пережить.

— На самом деле, подумав, я нашла эту ситуацию даже выгодной.

— Неужели?

— Да. Она ведь развязывает нам обоим руки.

Молчание.

— Я согласна и с тобой, и с Адити, и даже с Джен — моногамия давно превратилась в доисторическую реликвию, у современного человека есть только один путь — жить в ногу со временем. А на сегодня норма — промискуитет.

Молчание.

— Кроме того, меня почти убедили в том, что связи на стороне бывают даже полезны для брачного иммунитета.

Молчание. Эта тишина гнетёт.

— Не прокомментируешь? — делаю прямой запрос на продолжение дискуссии.

Секунд десять спустя, когда я уже успеваю решить, что благоверный либо отключился, либо не желает поддерживать провокационную беседу, его голос всё-таки выдаёт запрошенный ответ:

— Прости, нам рано вставать. Я устал, Викки.

И уже почти шёпотом:

— Я слишком сильно устал, Викки…

Luke Sital-Singh Afterneath

Скоро в почти полной тишине комнаты я становлюсь эксклюзивным слушателем размеренности его дыхания, из чего следует, что супруг благополучно отошёл ко сну. Его психика всегда перегружена работой, людьми и их страстями, проблемами, заботами, вопросами, которые неотложно нужно решать, поэтому за годы управления довольно большим и быстро растущим бизнесом у Кая выработался рефлекс — засыпать сразу, как голова коснётся подушки, ведь чаще всего на сон бывают выделены строгие и очень короткие часы. Теперь же, в эту эпоху нашей с ним жизни, к обычной нагрузке добавился ещё и изнуряющий бардак в семье. Несмотря на ожог предательства, который до сих пор пылает в моей душе, я вижу и понимаю, как ему тяжело. Кай измотан не меньше моего, а скорее даже и больше. Ведь роль жертвы куда как проще, если разобраться, нежели необходимость не только нести ответственность за семью, бизнес, людей, но и стараться не свихнуться от ударов судьбы.

Мне не спится.

В тусклом свете развлекаю свою бессонницу разглядыванием известного, как дважды два, спящего тела мужа… но вижу его как будто в первый раз: кажущийся бесконечным контур шеи, плеча, предплечья и кисти руки, оттенённые синим ночным светом волокна мышц, вены на тыльной стороне ладони, отчётливо видимые даже в полутьме. Кай красивый мужчина, даже сексуальный. Наверное. В последние годы я не рассматривала его с этой точки зрения — обстоятельства не располагали. Но до моей невменяемости не было дела окружающему миру, и мужчина, хоть и переломанный горем и трагедией в семье, не перестал ни быть самцом, ни пользоваться вниманием женщин.

Я замечаю незначительные (или всё же значительные) мелочи, как например то, что спит он на боку, повернувшись лицом ко мне, что рука его, хоть и не касается меня, но лежит на простыне в таком странном положении, словно тянется. Несмотря на полумрак, света в комнате достаточно много — огни вывесок и непотушенного света в офисных помещениях небоскрёбов напротив. Всегда задавалась вопросом: почему они никогда не выключают его на ночь? Надо будет обязательно спросить у Кая: у него тоже так? Давно хочу, но всё забываю…

Последний этаж, как и дома, и даже обращённость окон на юг — именно так, как расположена наша спальня. И это отнюдь не совпадение: мой супруг — поразительно зависимый от постоянства и стабильности человек. Именно в этот вечер, глядя на окна стоящего напротив небоскрёба, я неожиданно осознаю вполне ясную мысль: Дженна у моего супруга одна. Других нет, и вряд ли они были — для него любое новшество несёт дискомфорт, а возраст «топтания курочек» в его субъективном случае остался давно в прошлом.

У этой его особенности есть довольно простое объяснение: Кай живёт в напряжении, большую часть своей жизни балансируя на грани человеческих возможностей. Ему не только необходимо быть в курсе всего нового в ИТ, но и перманентно генерировать это новое, взвешивать «за» и «против» многомиллионных инвестиций, которые в одночасье могут оказаться потерями, если ставка на конкретно это «новое» не сыграет. В таком режиме здоровая психика ищет оплота непоколебимой стабильности и постоянства не в чём-нибудь, а в главном — дом, быт, семья, женщина.