Виктория Мальцева - 15 минут

Кай резко, будто надломившись, встаёт, а я вздрагиваю от невыносимого в этой пустоте скрежета ножек стула о матовый пол нашей кухни.

Нашей… кухни. С окнами на юг и на север, с видом на залив и на горы, с кремовым диваном и аквариумом посередине — именно такой кухни, о какой мы когда-то мечтали. Давно это было и почти всё сбылось. Так много воды с тех пор утекло, так много кубометров воздуха переместилось в пространстве…

Невзирая на угрызения совести, а вероятнее всего по их же причине, я то ли вспоминаю, то ли убеждаю себя в том, что меня воротит от собственного мужа. Раздражают его привычки, манера совершать обыденные, тривиальные жесты, одеваться, жевать и чистить зубы. Я говорю себе, что Кай давно перестал меня возбуждать, секс превратился в рутину. Исчезло влечение, пропал интерес к его личности и её устремлениям. Я смотрю на него и тону в сожалениях. Я завидую тем, кто сохранил к супругу, а значит самому близкому человеку хотя бы уважение — у меня нет даже этого.

Пусть он не ковыряет в носу и уже сто лет, как перестал грызть ногти, сменил поношенные футболки на элегантные бизнес рубашки, джинсы на узкие брюки, ржавый Бьюик на раритетный Порш, для меня он навсегда стал человеком, повесившим вину обоих на одну меня. В таком случае, грош цена всем его достижениям и пафосному апломбу, да даже грёбаная его забота яйца выеденного не стоит в сравнении с тем, что в самую тяжёлую для нас минуту он предпочёл обрушить все обвинения на меня. Не постеснялся, не побрезговал отойти в сторону, ткнуть пальцем и сказать «Это ты виновата! По твоей вине это произошло!»

Он умер для меня в тот день. Не перестал быть мужем, но больше не оставался мужчиной, в которого можно и нужно верить. Ведь любой женщине для её целостности и гармонии с собой и миром необходимо верить своему мужчине, доверять ему себя, свою жизнь и благополучие, своих будущих детей и их безопасность. Именно в тот день, в тот час, миг, когда он спрятался, сделал шаг назад и оставил меня один на один с бездной, всё самое важное и ценное для меня умерло, мой Бог умер и, кажется, умерла я сама.

Полгода спустя он попросил прощения, но прощать его было не за что, он ведь не совершал плохих поступков, даже не обидел, просто в стальном стержне все это время была спрятанная трещина, и как только случилась та самая сложная минута, он с гулким воем лопнул. А вместе с ним взорвалась и моя Вселенная, привычный мир, так ладно разложенный на добро и зло, поделенный на белые и чёрные пятна, рухнул.

Наверное, он верил, что его пронзительное и даже искреннее «Прости» сможет залепить трещины в нашем храме. Но эти надежды были пустыми: разрушения приняли масштабный и необратимый характер, такие развалины только сносят, вывозят мусор и на освободившейся площадке строят новый дворец, дом, здание или шалаш.

Только став девушкой Кая, я обнаружила, причём не без удивления, свою немалую ценность на сексуальном рынке — парни начали обращать на меня внимание. И не просто обращать, а очень даже откровенно и довольно настойчиво.

— У тебя взгляд изменился, — констатировала в своё время Адити.

Но не только: я расправила плечи, подняла голову и стала разборчива в одежде.

— Наконец-то ты ведёшь себя как нормальная девушка!

Да, Адити совершенно точно и искренне радовалась моим успехам на личном фронте: пока Кай находился в категории «нищебродов», он не был ей интересен ни в каких целях. Это случилось потом и, как оказалось, сломало моей расчётливой подруге все шаблоны, потому что породило побочный эффект. Именно он сотряс её мир самым большим в жизни открытием — деньги не главное, достаток не гарантия счастья, а женщина создана не только для того, чтобы быть любимой, важно любить самой.

Этот фундаментальный вывод Адити однажды озвучила с серьёзным и даже где-то подавленным видом, обречённо выпуская длинную и долгую, как её сожаления, струю дыма. Иногда Адити курит — крайне редко и только в моменты депрессии или отчаяния: «Для завершения образа, так сказать…».

Говоря простым языком, Адити обратила на Кая свой женский взор в тот момент, когда он «поднялся». Её зацепил даже не столько факт самого успеха, сколько та скорость, с которой мой будущий супруг его добился. Вот так, словно по щелчку пальцев, вчерашний студент BCIT, практически сросшийся со своим компьютером, вдруг превратился в бизнесмена. «Увидев» его, система Адити дала сбой и произвела на свет «чувство». Оно оказалось глубоким, гораздо глубже и фундаментальнее, чем потребность в сексе и создании ячейки общества с идеально подходящим партнёром. Адити открыла для себя совершенно новый мир — мир любящей женщины. То, как менялось её восприятие, завораживало, и, наверное, стало причиной моей нетипичной реакции на её попытки «отбить». Вернее, причиной отсутствия у меня какой-либо злости, обиды, желания отдалиться. Тот факт, что Адити предприняла этот манёвр не из-за денег, а по причине пожирающего её чувства, из-за бьющейся в агонии потребности в близости, заставил меня смотреть на происходящее понимающими глазами и никогда не признаваться Адити в том, что я всё знаю. Кай не «отбился», остался там же, где и был, так чего ради мне было разрушать нашу дружбу?

С тех пор утекло слишком много воды, чтобы ворошить прошлое. А в настоящем Адити — самый близкий для меня человек, не считая Кая…

Не успеваю опуститься в кресло обозначенного местом встречи СПА салона, как знающая меня лучше самой себя подруга восклицает:

— У тебя был феерический секс!

— Не говори ерунды! — мгновенно отрицаю.

— Ну и как оно? Признавайся!

Я отвожу взгляд в сторону и быстро нахожу подходящую для него точку опоры — стенд с косметическими средствами, но вот улыбку скрыть не удаётся — она настойчиво рвётся наружу.

— Можешь ничего не говорить — всё на твоей физиономии написано, констатирует подруга. — Что? Молодой любовник оказался ещё и жеребцом?

— Отрицать не стану.

Неприятно осознавать, но в глазах подруги зависть. Колючая, сузившая от обиды глаза зависть. Нужно сказать, Адити в юности была довольно переборчивой:

— Мой мужчина должен быть умным и красивым, только при таком раскладе я позволю ему заботиться о моём благополучии!

— А как же финансовая сторона? — спрашивала я, смеясь, потому что юная Адити в направлении студентов никогда не смотрела, её интересовали только зрелые, состоявшиеся кавалеры.

— Обеспеченность прямо вытекает из ума, моя дорогая. Если парень легко цитирует Фауста, но при этом голодранец — грош цена его мозгам. Умение ими пользоваться — вот что ценно!

Что ж, Марвин — единственный и ныне действующий муж Адити, определенно использует свой мыслительный орган с максимальным КПД, однако счастья моя мудрая подруга в жизни так и не увидела. Бонусы достатка быстро приелись, но главное — это происходило параллельно с тем, как Марвин превращался из импозантно зрелого мужчины в печально стареющего.