Виктория Мальцева - 15 минут

— Викки… — повторяет тише, но мне становится ещё тяжелее — невыносимо хочется сбежать, хлопнув той же дверью, через которую этот англосакский потомок только что вошёл.

Каким-то одним непостижимо быстрым и ловким для настолько невменяемого состояния прыжком мой пьяный муж преодолевает расстояние кухни, и я не успеваю опомниться, как его руки оказываются на моих плечах:

— Как же я соскучился… Господи, как я соскучился… — выдыхает в изгиб моей шеи.

В шоке не только я, но и Лейф — самый близкий друг моего супруга, ну, после его Герды-Дженны, разумеется.

— Можно вас оставить? — неуверенно вопрошает Лейф. — Всё же в порядке?

— Разберёмся, — киваю ему. Ещё не хватало посвящать посторонних в наши разборки.

Как только дверь за Лейфом закрывается, я с силой отпихиваю благоверного и залепляю ему такую звонкую пощёчину, что от удара его физиономию даже как-то неуклюже отбрасывает в сторону:

— Руки свои убери! — шиплю.

Кай непроизвольно прикрывает щеку ладонью, и взгляд его мгновенно становится трезвым, металлическим. Несмотря на тяжёлые цифры промилле в его крови, обычно являющиеся острым побудителем к разговорам, он никак и ничем мне не отвечает. Почти сразу же отнимает руку от лица, и я замечаю кровь на его ладони — я разбила ему губы. Не сильно, но всё же.

— Прости… — машинально прошу, хотя, по сути, в нашей стадии отношений извинения давно потеряли силу и стали бессмысленны.

Кай вполне твёрдо приближается к стойке, отрывает бумажное полотенце и вытирает кровь с руки и лица скупыми и как будто даже брезгливыми движениями. Не удостоив меня ни одним своим взглядом, молча и, клянусь, совершенно трезво шагает к бару, вынимает бутылку спиртного и очень скоро скрывается за дверью нашей в прошлом общей спальни. Если бы не запах спирта, которым меня буквально обдало, как только он приблизился, я бы предположила, что Кай вовсе не пил и всю эту пьяную сцену разыграл. Но он пил, и притом немало, судя по запаху, просто мой супруг — стойкий оловянный солдатик ещё с далёких студенческих времён.

Я с облегчением выдыхаю и направляюсь в свою комнату, раздумывая над тем, стоит ли её запирать, ведь за всю историю нашей семейной жизни Кай никогда не приблизился ко мне против моей воли, но и не напивался он при мне никогда. Не успеваю я дойти до своей двери, как раздаётся сигнал домофона — это Лейф просит меня впустить его. Он снова входит в квартиру, но на этот раз с вопросом:

— Вы закончили?

— И не начинали, вообще-то, — спешу поправить. — Ты что-то забыл?

— Нет, не забыл, скорее, не успел.

— Не успел что?

— Поговорить.

Мне не нравится его настырность, я не зову его пройти на кухню или в столовую, даже не приглашаю в гостиную, так и держу у двери. Но этот парень, похоже, не собирается сдаваться:

— Вик, я давно хочу с тобой поговорить.

— О чём? — и я прячу свой взгляд, потому что, кажется, уже знаю, о чём пойдёт речь.

— Все последние недели с Каем творится что-то неладное. Прямо беда.

Мои плечи опускаются:

— Что с ним?

— Он много пьёт, Вик. Почти каждый день.

— Он взрослый человек, Лейф. Я не могу ему запретить.

— Запретить не можешь, но повлиять — да. Его что-то гнетёт, он будто в трауре ходит… я не знаю, как объяснить…

И не нужно ничего объяснять. И без объяснений ясно: это траур по нашему агонизирующему браку.

— Поговори с ним! — напирает Лейф. — Хотя бы поговори! Ты много для него значишь, твои слова, твоя хотя бы заинтересованность в нём многое могут исправить, Викки, ты ведь знаешь это. Уже столько лет вы вместе, через такое прошли, а теперь вот…

В его глазах упрёк и… знание. Он знает и ненавидит меня за боль, которую я причиняю его другу. И объяснять ему, что я делаю это в ответ, не только низко, но и бесполезно. Никогда ещё в истории человечества мужчина и женщина не стояли на одной ступени: «то, что позволено попу, не положено дьякону».

— Хорошо, — обрываю и не смотрю в глаза — никогда не выдерживала взгляда этого парня, такого же карего, как и мой собственный. — Иди, Лейф, — гоню его, — уже поздно.

Он послушно пятится к двери, и прежде, чем я захлопну её, успевает ещё раз попросить:

— Викки, поговори с ним! Пожалуйста, поговори!

Только он уходит, я направляюсь к бару, у которого только-только отметился мой супруг, вынимаю первую попавшуюся бутылку — ею оказывается виски. Дрожащими руками сражаюсь с плёнкой, отвинчиваю крышку и совершаю свой первый обжигающий глоток. За ним ещё один, и ещё — хочу попробовать способ мужа переживать то, что причиняет боль.

Но краски окружающих меня предметов не светлеют, как и мои мысли. Алкоголь не приносит облегчения, вопрос в том, действительно ли он помогает Каю?

Я приоткрываю дверь в комнату, которая служила мне спальней в течение последних шести лет, жду, пока глаза привыкнут к темноте, и нахожу мужа. Одетый в одни только джинсы, он лежит на животе на моей бывшей половине кровати, обняв подушку и отвернувшись в противоположную от меня сторону, к окну. В его позе и в ширине обнажённых плеч, столько лет служивших мне опорой, есть нечто настолько глубоко царапающее, что я закрываю дверь уже с совершенно другими мыслями, чувствами, желаниями.

Я едва удержалась, чтобы не подойти к нему, задушила желание приблизиться не только физически, но и духовно, обнять, прижавшись головой к спине, сказать, что всё будет хорошо. Всё пройдёт. Всё наладится.

Тенью я долго брожу по безжизненной квартире, не включая ни в одной из комнат свет, и обдумываю все произошедшие события, пытаюсь осознать свои ошибки, его ошибки и понять, можно ли их ещё исправить или уже слишком поздно.

Я забываю об Анселе. Не то, чтобы напрочь, но в сумраке этого весеннего вечера на первый план моего внимания и чувств выходят совсем другие вещи: если Каю настолько плохо, мне не может быть хорошо. Кто-то действительно должен остановиться. И, наверное, этим кем-то должна быть именно я. Нам необходим разговор, окончательное closure по всему, что мы пережили.

Полная решимости и кипящих в голове мыслей я снова открываю дверь в нашу спальню.

Кай спит в той же позе. Виски, всё ещё всасывающийся в мою кровь, уже успел утяжелить мою голову, поэтому я опираюсь затылком на дверной косяк и стою, не решаясь совершать какие-либо действия. Долго скольжу взглядом по спине, лопаткам, волнам мышц на руках мужчины, которого когда-то поклялась любить до самой своей смерти. Мне совсем не видно его лица, только затылок и немного вьющиеся, всегда средней длины волосы на подушке. Они вызывают у меня такие же тёплые желания, как и пятнадцать лет назад. Многое изменилось за эти годы, но некоторые вещи, оказывается, остаются неизменными, и это — совершенно точно чувства, которые способен вызывать во мне этот мужчина. Я слишком привязана к нему ментально, зависима физически, чтобы легко уйти, оставив росчерк своей подписи на бракоразводных бумагах. А способна ли я вообще от него уйти?