Виктория Мальцева - 15 минут

«Решимость, решимость и только решимость» — говорю себе. «Всегда важно вовремя поставить точку» — повторяю чужие слова.

Холодильник заполнен свежими овощами. Первая моя мысль — Кай дома. Он всегда следит за тем, чтобы в доме были свежие овощи, потому что это то, чем я питаюсь. Но мяса нет, что может означать… что угодно может означать. И только потом я понимаю, что продукты в холодильнике — для меня, ведь он не знает, что моя жизнь и эта квартира больше не имеют ничего общего. В отсутствие Кая овощи для меня покупает, очевидно, Банни — девушка-филиппинка, почти невидимо следившая за чистотой нашего дома все последние годы.

Кофейник наполнен холодным давным-давно сваренным кофе. Я смотрю на него, словно под гипнозом, и наблюдаю за тем, как ясно моё сознание проявляет некоторые забытые или же нефиксируемые в своё время моменты.

Вот уже шесть лет, как Кай варит мой кофе и готовит мой завтрак. Мой — потому что сам он ранним утром не ест, а только пьёт, и чаще всего просто воду. Его завтрак наступает позже — через час после физических нагрузок.

Этот момент стал нашей рутиной, незаметной частью повседневного быта, никогда по-настоящему не ценимой и даже не замечаемой. Просто когда-то, а точнее шесть лет назад, я забывала о том, что должна питаться. С тех же самых пор в моей сумке всегда лежала баночка с очищенным и разделённым на дольки апельсином. Вначале я таскала его на встречи с психотерапевтом, затем на работу, и каждый день ровно в двенадцать получала звонок от мужа:

— Викки, съешь снэк! Как ты себя чувствуешь? О чём думаешь? Как твоё настроение? Не забудь съесть снэк.

Затем, ко времени ланча, его машина всегда появлялась на горизонте моего мира и везла меня к месту кормёжки.

Психотерапия в каком-то смысле помогла — ко мне вернулась самостоятельность, надобность в контроле и напоминаниях отпала, однако апельсин в моей сумке лежал и в тот день, когда я поймала своего заботливого мужа в отеле после сеанса секса с Дженной.

Вынимаю из кухонного ящика новенький зиплок моей любимой бирюзовой расцветки… мелочь, но, тем не менее, когда-то давно они были моим выбором среди десятков прочих, и теперь Кай покупает именно их. Я даже не знаю, какой момент бешеной скачки, являющейся его жизнью, он уделял шопингу. Никогда этим не интересовалась, только молча, как принявший установку несмотря ни на что шевелиться зомби, пользовалась.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Глаза, которыми я вижу мир, стали теперь другими. Ощущения стали другими. Всё стало другим. Мне не нужно прилагать усилия, чтобы думать, мысли одним нескончаемым потоком рождаются из самых скрытых глубин меня.

Я осознаю, как сильно мне не хватает человека. Не просто кого-нибудь, а одного конкретного, единственного в мире человека.

Это погружение в глубокую воду, я закрываю глаза, не смея препятствовать собственной искренности, прислушиваясь к желаниям, следуя за мыслями. И там, в этом пространстве, свободном от влияния воли и разума, я таю в руках мужчины имя которому… Кай. Его лицо спрятано под моими закрытыми веками, его зелёная ящерица под моими губами, его взгляд заставляет умирать и рождаться снова.

Я направляюсь в нашу залитую солнечным светом спальню — как же давно меня здесь не было. Кровать, в которой я так долго мучила себя бессонницей и дурными мыслями, упрёками, укорами, где меня годами преследовал один и тот же кошмар, и будили ласковые руки, успокаивали своими поцелуями губы, возвращали к жизни самые разные или одни и те же слова, идеально заправлена — в этой комнате давно никто не спал, ведь так с бельём умеют обращаться только руки Банни.

The Cinematic Orchestra performing «Wait for Now / Leave the World» Live on KCRW

Я гоню от себя чувства, душу эмоции, но мне дико, адски, душераздирающе сильно не хватает человека, живущего в этой комнате.

Подхожу к панорамному окну, обняв себя руками, и закрываю глаза. Под моими веками спрятана моя слабость и сила, неискоренимость чувства, задуманного быть моей благодатью, но обернувшегося болью. Я спрячу от мира свои желания и мечты, скрою их от всех, оставлю только для себя: пусть в это мгновение меня обнимают руки. Пусть они обхватят меня со спины и сожмут кольцом, замкнут в круг своей заботы. Пусть они будут тёплыми или даже горячими, а я уложу свою тяжёлую, измученную неправильностью, неоднозначностью голову на его плечо. Пусть его сердце бьется так же уверенно, как когда-то, каким было всегда. Пусть его губы коснутся моей щеки, пусть его шёпот согреет моё ухо так давно не произносимыми словами: «Ты моя! Ты только моя, Викки…»

И я чувствую.

Ощущаю его присутствие, улавливаю кожей радиацию тепла и перестаю дышать.

Где он был? Откуда он здесь?

Отрываю от пола ступню, чтобы сделать шаг назад, но тут же упираюсь спиной в нечто горячее и влажное.

— Обними… — прошу шёпотом.

Он медлит, тянет, изматывая неопределённостью, и я закрываю глаза — мне больно видеть, и мозг вот-вот взорвётся от напряжения. Наконец, его сильные руки оборачиваются вокруг меня, вжавшись предплечьями в живот, я открываю глаза и вижу капли воды на коже.

«Господи!» — думаю. — «Всё это время он был дома! В душе!»

— Ну что? Теперь ты живая? — обжигает мой затылок полушёпотом-полуголосом. И я чувствую в знакомом, всегда для меня мягком, но теперь жёстком тоне горечь и боль.

Бурю в моих чувствах выдаёт дыхание: слишком частое и рваное, чтобы безразличие, которое я так лелею, выглядело убедительным.

— Всё-таки ожила… — констатирует с интонацией, которой в суде выносят приговор серийным убийцам.

Кай делает шаг назад и подхватывает меня, чтобы не упала. Мгновение спустя я лежу на кровати, отслужившей шестилетнюю службу супружеского ложа. Здесь был секс, много секса, но совсем мало близости. За эти годы она ни разу не видела любовь. А может, видела?



Кай мокрый и голый, на нём нет даже полотенца — не счёл нужным прикрываться в квартире, где кроме него никого нет. Он нависает надо мной, и смотрит в глаза мутным тяжёлым взглядом — в нём намешано столько всего, что в эту минуту моему сознанию сложно вычленить главное. Неосознанно я избегаю поединка, зная заранее — мне не выиграть, поэтому малодушно скольжу глазами по его стройному телу. Его как будто стало больше: мышцы объёмнее, грудь шире, руки сильнее.

Я вздрагиваю от прикосновения к голени: Кай больше не смотрит на меня, он следит за собственной рукой, медленно поднимающейся к моему колену. Его ладонь задерживается на бедре, кончики пальцев вжимаются в кожу, и это не просто касание, не ласка традиционной прелюдии, его руки словно стремятся запомнить меня, оставить в памяти слепок, забрать часть с собой.