Виктория Мальцева - 15 минут

Кай прикладывает кредитку к кассовой машине, принимает из рук прекрасной нимфы свой бумажный пакет и тоже широко и приветливо ей улыбается.

Я ощущаю свою неуместность в этом отрезке жизни супруга слишком остро. Достаточно, чтобы задержаться «во вне» и со стороны наблюдать за жизнью человека, который в соответствии с сутью института брака должен быть частью меня.

Кай направляется в сторону своего здания, а я так и стою на перекрёстке, пропустив пешеходный сигнал, болея и пытаясь понять, когда, в какой момент двое близких стали чужими.

Натянутый на плечах мужа пиджак заставляет меня задуматься о том, насколько они с Анселем разные.

Кай шире, выше, красивее. И здесь, как в тесте на логику: «Продолжите ряд». «Лучше»?

Лучше ли…

Я не знаю Анселя, но жизнь так всё вывернула, что прожив с мужем пятнадцать лет, я, кажется, не узнала и его.

Сегодня Кай выглядит дорого и устало, в его походке совсем не осталось молодости, каждый шаг обременён виртуальным весом, словно ступая, он втаптывает в асфальт по миллиону долларов. Говорят, новые отношения заставляют мужчин молодеть, но не похоже, чтобы это работало для моего супруга. Может, для него Дженна отнюдь не новое?

В моей голове набухает обозлённое и упрямое «Какого чёрта?».

Срываюсь с места и перебегаю дорогу, лавируя между ползущими в пробке автомобилями с целью нагнать своего «неверного», но всё ещё законного супруга.

Мне везёт — его задержал лифт, пока я, стоя на обочине, подвергала диалектическому анализу наш брак.

— Привет, — выдыхаю, едва успев заскочить в золотой лифт. — Многовато золота, не находишь? — тут же сообщаю свои соображения — мужу ведь можно и нужно доверять свои мысли.

— Привет, — сухо отвечает он.

Его лицо не выражает ничего определённого, и я мысленно дорисовываю на нём досаду. Он же не должен быть рад меня видеть, так ведь?

Но, очевидно, я ничего не соображаю в законах мироздания, потому что человек в строгом бизнес костюме украдкой, но улыбается. И мне вдруг становится так легко, так хочется его обнять и попросить хотя бы попытаться вернуть всё то, что у нас когда-то было… очень много лет назад. Я бы ему помогла. Все свои уцелевшие силы к этому бы приложила. Но двери золотой капсулы раскрываются, и на нас с интересом смотрят глаза Виолы — администратора, родом из Бразилии.

— Привет, Виола! Как поживаешь? — улыбаюсь ей.

— Хорошо, а ты как?

— Вполне сносно, — машинально смотрю на Кая, но ему не до меня: он быстрым, уверенным шагом направляется к столу, за которым работает ОНА. Мой муж протягивает ей бумажный пакет с буррито, она принимает обеими руками, как новоявленная азиатка, ей Богу, но главное — это её глаза — гребаное Северное Сияние. Мой благоверный плавится под таким излучением, как воск. Совершенно не способен удерживать форму. Они что-то говорят друг другу, но мне не разобрать, я слишком от них далеко — на другой планете. И у меня дождь. Без гроз и молний, просто обложной, печальный, осенний дождь.‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Когда он подходит ко мне с остатками улыбки «для неё» и вопросом:

— Что ты хотела?

Я отвечаю:

— Сообщить тебе, что в лифте слишком много золота.

Разворачиваюсь и нажимаю на кнопку вызова.

— Викки… — слышу его скрежещущий, как металл, голос.

Виола что-то говорит, в моих руках коробка — кажется, сувенир из Сан-Паоло.

И я снова бегу… навстречу своей решимости.

В юности Викки была очень нежной, необыкновенно ласковой. Ощущение её кротких, но таких чувственных губ на своей шее я не смогу забыть до самой смерти. Она любила подходить ко мне со спины со словами:

— Не могу спокойно смотреть на твой затылок — он меня возбуждает!

— Чем же он может возбуждать?! — смеялся я ей в ответ, но голову склонял ещё ниже над своим столом или ноутбуком, давая ей тем самым понять, что останавливаться не стоит.

— Даже не знаю, как сформулировать мысль, — однажды промурлыкала моя безгранично любимая женщина, щекоча чувствительные участки моей кожи своими аккуратными почти невесомыми поцелуями. — Он идеален, понимаешь? Это эталон мужского затылка… Я бы предложила человечеству лепить всех остальных особей мужского пола по образу и подобию Кая Керрфута!

Всё то же самое, слово в слово, я мог бы сказать и о ней: о каждом изгибе, оттенке, форме. То, как ровно растут её тёмные от природы волосы, прилежно ложась за ухо и открывая виски́ — самая потрясающая в ней физическая совершенность. И я не шучу, говоря это, нарочно не подбираю высокопарных слов, я лишь признаюсь самому себе в завораживающей силе чувства к женщине, согласившейся когда-то стать моей.

Мне не хватает многих вещей, таких простых на первый взгляд: я вдруг понял, что по-настоящему люблю то, как сидят брюки или джинсы на объективно не самых стройных ногах моей жены, как собирается тонкая ткань блузки на сгибах рук и бёдер, вбирая в себя форму и пропорции её тела. Я совершенно чётко отдаю себе отчёт в том, что эта женщина очень далека от идеала, но, тем не менее, для меня она совершенна.

Это теперь, когда она лишь формально принадлежит мне, а на деле и умом, и телом другому, её виски́ сводят меня с ума желанием потянуться к ним губами, прижаться, отдать и получить в ответ то, что сложно одеть в слова, но так легко почувствовать только от прикосновений к правильному человеку.

Секс — забавная штука. В целом приятная, по большей части, но далеко не способная восполнять потери. Как открылось мне теперь, несравнимо большее удовлетворение способно принести лишь нахождение в одной комнате с человеком, который тебе по каким-то неведомым причинам нужен больше всех остальных вместе взятых. Секс ни с одной другой женщиной, ни даже с любимой, но потерявшей к тебе интерес, не способен сравниться с одним лишь касанием её же ладони, но пусть только она смотрит на тебя с участием, теплом, пусть в её глазах будет любовь и признательность. Возможно, я не самый темпераментный любовник. Всё может быть. Но секс с женщиной не дал мне облегчения.

Ещё до её звонка я почувствовал тяжесть. Какую-то ломоту неизбежности. Долго смотрел на изгиб шеи и волну тёмных волос, терзающие мой телефон её входящим звонком. Она звонила четырежды, и все четыре раза моя неготовность схлестнуться с грядущим концом отправляла её в голосовые сообщения.

Она не оставила ни одного. А я так и не поднял трубку.

Дождь. Дождь, дождь и ещё раз дождь. Небо оплакивает меня, зная, как и я, что это была ОНА — та самая женщина, которую жаждет каждый мужчина.

Я набрал сам:

— Привет.