Аннэ Фрейтаг - Мне не жаль [litres]

Линда молчит.

– Ты знаешь, я влюблен в нее, – сказал Эдгар внезапно, вне контекста, как будто он не мог больше держать это в себе. Как будто он хоть раз должен это признать. – Я никогда этого не говорил, но ты это знаешь.

– Да, – говорит Линда. – Я знаю.

– Ты ревновала, потому что боялась потерять меня из-за нее. И теперь у тебя есть секреты от меня?

– Ну же, Эдгар, – говорит Линда. – У меня лично нет секретов от тебя. Это секрет Юлии. И я знаю об этом только потому, что случайно оказалась с ней в трудный момент. Если бы все было иначе, она бы никогда не рассказала мне об этом.

– Пожалуйста, скажи мне! – умоляет Эдгар. И снова: – Пожалуйста, Линда!

После этого наступает тишина на несколько секунд. На заднем плане Эдгар слышит меняющиеся звуки – закрывающиеся двери шкафчиков, далекий гул фена, приглушенные разговоры. Он знает, что Линда борется с собой, он слышит это по тому, как она молчит. И поэтому он ждет, потому что иначе она ему не скажет. Но она обязана сказать ему. Момент напряжен до предела. Невыносимые секунды.

Затем Линда наконец делает вдох, и Эдгар задерживает дыхание. Его сердце бьется быстро, неприятная вибрация распространяется по всему телу.

– Ты не хочешь, чтобы я тебе это рассказывала, – наконец говорит Линда. – Ты хочешь, чтобы она сказала тебе. И она это сделает. Потому что ты ей нравишься. Ты ей действительно нравишься.

Эдгар медленно выдыхает и одной рукой трет лоб.

– Значит, ты мне не скажешь, – мягко говорит Эдгар.

– Нет, – отвечает Линда. – Это было бы неправильно.

– Она написала, что я…

Но он не продолжает, потому что Линда прерывает его:

– То, что она написала, – дерьмо, и ты это знаешь.

На глазах Эдгара выступают слезы разочарования. Все больше и больше, пока его комната не пульсирует и не расплывается перед ним, полутемная комната сливается с коричневым и серым фоном.

– Я понимаю, что мое мнение больше не так ценно, как раньше, – говорит Линда. – Но ты чертовски хорош в постели, Эдгар. – Он отвечает на этот сомнительный комплимент неодобрительным звуком – странным фырканьем, которое ему не совсем подходит. – Я серьезно, – продолжает Линда. – И в последний раз было… – она с трудом сглотнула, один раз, затем второй раз, – в последний раз было…

– Безумие, – категорично замечает Эдгар.

– Да, – говорит Линда.

Потом они какое-то время ничего не говорят. И так же, как если бы Линда открыла клапан своими словами, Эдгар чувствует, как его гнев утихает. Как едва слышное шипение.

В какой-то момент он говорит:

– Спасибо.

– За что? – спрашивает Линда.

– Ты знаешь, за что, – отвечает он.

День начинается слишком горячо и безоблачно. Утро как будто из кино. Или детской книжки. Если бы Юлия верила в знаки, то они определенно бы сказали ей, что все хорошо. Сияющее яркое солнце в голубом небе, которое освещает дома и дороги.

Юлия идет к автобусной остановке. Ей не нужно спешить, потому что она вышла слишком рано – в основном из-за того, что она не могла больше терпеть собственное отражение. Она пыталась немного замаскировать синяки на лице, но у тонального крема не было шансов против темно-лилово-зеленого оттенка. Если присмотреться, то на самом деле она только усугубила ситуацию. Сложно представить, но факт. Как будто маскировка действительно только подчеркивала синяки. Хоть припухлость и спала немного. Но это только начало.

Когда Юлия сегодня утром посмотрела на свое отражение, она не узнала себя. Тем не менее в этом не было ничего плохого. Как будто это зрелище и каждое движение ее лица были болезненным напоминанием о том, что она причинила боль другим своими записями, даже если никогда этого не хотела.

Позавчера, когда Нели и Мари хотели пойти с ней в ванную, они спросили ее, почему эта девочка из школы напала на ее. И Юлия ответила: « Потому что я этого заслуживаю».

Этот ответ пришел настолько спонтанно, что даже Юлия была удивлена им. Истина, которая внезапно стала такой очевидной. Из простой логики, которая была основой. Так же, как Линда заслужила свою нечистую совесть, Юлия заслужила синяки. Сказать это вслух было настолько правильно, что Юлия даже смогла улыбнуться этому. И после ей стало лучше. Ощущение, как будто вы просыпаетесь от хорошего сна, который вы не помните в деталях, но легкость которого вы все еще можете четко нести в себе. Ощущение, что все будет хорошо, даже если разум в это не верит.

Именно так и начался сегодняшний день. Юлия завтракала с мамой и малышами. Нели положил один из своих бутербродов с колбасой ей на тарелку, и когда она сказала, что не ест мертвых животных, он просто глупо посмотрел на нее и сказал: «Это бутерброд с ветчиной, а не мертвое животное». Юлия рассмеялась. Она не хотела этого, но другого выхода не было. В какой-то момент она объяснит ему это по-другому. Они просидели вместе за кухонным столом больше получаса. То, что вряд ли войдет в привычку, потому что всегда кто-то один из них опаздывает. В основном ее мать. Но сегодня утром все было иначе. Нели и Мари на цыпочках прокрались в комнату Юлии и нежно разбудили ее. Вооружившись мазью из холодильника, которую дала им их мать, они нанесли ее ей на опухшее лицо – так нежно, что Юлия была тронута. Крошечные кончики пальцев такими же крошечными движениями втирали мазь. Что-то вроде капель дождя на коже. Юлия лежала на спине и смотрела на своих брата и сестру, которые сидели слева и справа от нее и были очень сосредоточены на работе. И в тот момент она подумала, что, может быть, это она тоже заслужила. Не только удар кулаком в лицо, но и касания множества детских пальчиков. Возможно, оба варианта в данной ситуации правильные.

Затем они обнимались несколько минут. Маленькие холодные ножки, которые Юлия согревала своими ногами. Растрепанные волосы, от которых все еще пахло сном, и скрипучие, усталые голоса, которые еще не проснулись. Это был такой прекрасный момент, что его невозможно объяснить. Его можно только вспомнить.

Именно это и делает Юлия, идя по тротуару. Тот же тротуар, по которому она отчаянно бежала в направлении автобуса всего несколько дней назад в безумной надежде каким-то образом заполучить свою сумку. Теперь она понимает, что это было совершенно бессмысленное действие. Настолько бессмысленное, что Юлия смеется при одной мысли об этом.

Она переходит на другую сторону улицы. А потом она замечает, что кто-то написал красным АСАВ на одной из стен дома, которую только что перекрасили на прошлой неделе. Любимое сокращение этого района. Значение аббревиатуры ей объяснил Эдгар: All cops are bastards. Все копы – ублюдки.