Макс Уэйд - Океан Разбитых Надежд

Старшие ребята помогают мне перенести ящики с цветами из сарая к клумбам под окнами детского дома, где планирую рассадить цветы. Эти клумбы пустеют с прошлой весны: аномальная для Хантингтона летняя жара сделала своё дело. Ребята ставят три ящика рядом со мной, и я благодарю их за помощь.

Я смотрю на цветы: бутоны нежно-розовых пионов легки и воздушны, многочисленные фиалки соседствуют друг с другом в маленьком ящичке, гордые астры широко раскинули лепестки. Цветы благоухают, напоминая мне о проведённых за городом детстве. Каждый год я провожу здесь, набирая полную грудь прелестного запаха скошенной травы или цветущих растений. Каждый год гребу почву и сажаю цветы. Я обожаю цветы, поэтому иногда мне хочется, чтобы они были повсюду. Хочется выбежать в поле, полное ромашек, и нестись без оглядки.

Иоанн Кронштадский, священник, как-то сказал, что цветы – остатки рая на Земле. Если это правда, то невозможно представить ту красоту, о которой рассказывают старинные писания о небесах.

Вообще-то в Хантингтоне нет проблем с тем, чтобы наслаждаться природой. Никаких скрывающих небо стеклянных высоток – вместо них одноэтажные семейные коттеджи, хаотично разбросанные вдоль Ривер Фосс. В Хантингтоне нет широких трасс – вместо них двухполосные дороги, благодаря которым у каждого дома имеется большая дворовая территория. Весной на них благоухают цветы, а шелест листвы разносится по всему району. Машины редко катают по улочкам, поэтому дорожной пыли в Хантингтоне совсем мало. Но мой маленький городок всё равно не сравнить с тем, что находится за его пределами. Здесь я вижу бескрайние зелёные луга как на ладони, особенно мне нравится наблюдать за скачущими лошадьми, которых разводят на ферме недалеко от Хантингтона. В те дни, когда их выводят на прогулку, под ногами содрогается земля, ведь десятки тяжёлых копыт одновременно втаптывают траву в почву. За городом я наслаждаюсь видами заходящим за горизонт солнцем и плывущими облаками.

Маме нравится в Хантингтоне по иным причинам. Она обожает быть в центре внимания, а в Лондоне, где каждый третий турист, а пятый – член английской знати, это проблематично. Наш отделанный коттедж хорошо контрастирует с соседними домами, и мама почему-то гордится этим. Я не понимаю, как её может радовать то, что наш семейный доход постоянно обсуждают все вокруг.

Я заранее выкопала лунки на клумбах, чтобы лишний раз не возиться в земле. Беру в руки маленький пластиковый стаканчик с красивой астрой и аккуратно подцепляю его край, чтобы оголить корни цветка. Когда дело выполнено, я сажаю цветок и досыпаю сверху свежей земли. Вскоре вдоль стены располагается целый ряд астр, от которого никто не может свести глаз.

– Как идёт работа? – Билли подходит ко мне сзади и обнимает за талию, продолжая: – Не хочешь передохнуть?

Я разворачиваюсь к парню. На нём джинсовый рабочий комбинезон, белая футболка и панама. Руки спрятаны под грязными от глины перчатками.

– Всё хорошо, – отзываюсь я. – С астрами уже закончила, остались пионы и фиалки. Только посмотри, какая красота!

Я демонстрирую результат моего многочасового труда, правда, Билли никак не реагирует. А мне нравится новый вид клумбы: она выглядит оживлённой, и я уверена, что она будет ещё красивее, если закончить рассадку других цветов.

Билли Акерсу мало нравятся цветы. В прошлом году он перетоптал несколько единственных лилий, цветущих у деревянных беседок, резвясь с друзьями. Тогда стебли были переломаны, а лепестки порваны.

– Ты даже не обедала, – замечает Акерс.

– Я и не голодна, – отвечаю я.

– Уверена?

Меня напрягает его настойчивость. Я наслаждалась пением птиц и шуршанием травы ровно до тех пор, пока он не пришёл. Созданная моими руками идиллия начинает медленно рушиться.

– Если бы я хотела, то обязательно пришла бы, – огрызаюсь я. – И вообще, разве тебе не нужно помогать остальным в саду?

В щеку прилетает тяжёлая ладонь, и моя голова поворачивается вбок. На коже появляется покраснение. Я медленно тру рукой место, куда меня только что ударил Акерс, но боль не утихает. Она жгучая, как будто моё лицо натёрли перцем чили.

– Пойди умойся, ты вся грязная, – командует он. – И придержи язык за зубами, он тебе ещё понадобится.

Он не раз бил меня раньше, поэтому со временем я привыкла к его пощёчинам. Не могу сказать, что мне нравится боль, которую парень мне причиняет, но и пожаловаться я не могу: ничего не изменится. Да, бабушка сделает ему выговор, да, Билли посадят на домашний арест, но вскоре он всё равно будет прощён. Из-за одного Акерса я не могу взять и уехать, ведь тогда я совсем не буду видеться с бабушкой. Тогда мы перестали бы общаться ещё позапрошлым летом.

Именно тогда я начала встречаться с Билли. Когда нам двоим было по одиннадцать лет, мы были ветрены и легкомысленны. Билли клялся в искренности своих чувств. Я видела в нем оскорблённого жизнью мальчишку, чьи глаза засверкали от первой влюблённости. Когда ему исполнилось двенадцать, и в голове у него уже начинали зарождаться первые взрослые мысли, он поклялся добиться моего сердца, а я звонко смеялась ему в ответ. Я видела в нём отважного мужчину, которого не страшат препятствия. Хотелось посмотреть, на что он способен. «Настоящий рыцарь», – подумалось мне тем днём. Когда ему исполнилось тринадцать, он впервые в жизни затеял драку, а потом ещё одну. Затем новые ссадины появлялись на хмуром лице Акерса с каждым последующим днём, и однажды всем стало страшно связываться с ним. Я видела в нём сорванца, не достойного звания мужчины. Тогда я сказала Билли, что не хочу встречаться, но он решил, что всё будет иначе.

Я бросаю его на улице и скорым шагом скрываюсь за дверьми детского дома. Внутри нет никого, кроме персонала и нескольких ребят, которые не захотели выходить на работу, поэтому ванная комната оказывается свободной.

Я захожу туда и подхожу к зеркалу, на поверхности которого можно заметить белые пятна от зубной пасты. Ванная редко сияет от чистоты. Мозаикой на полу выложены красивые узоры, но в последнее время они скрыты под старенькими тряпками, а белые керамические раковины частенько покрываются налётом.

Я начинаю присматриваться к своему отражению. На коже осталась грязь от перчатки Билли. Внимательно рассматриваю алый след от пощёчины, убеждаясь, что парень рассёк мне щеку. Включив тёплую воду, я начинаю промывать рану. Благо, на полочке завалялась старенькая бутылочка с перекисью, и я без проблем обеззараживаю небольшую ранку.

Внезапно дверь в ванную широко распахивается, но почти сразу захлопывается. От неожиданности я подпрыгиваю на месте и роняю на пол бутылочку.

– Извините, здесь было открыто, – оправдывается Люк, стоящий по ту сторону двери.