Leo Vollmond - Гамбит. Пешки ходят первыми

– Офигенно поржал? – закипев от злости при сдавших нервах, Эванс выругалась при всем честном народе, благо, что маска скрывала не только половину ее лица, но и часть бранных слов.

– Эванс! – голос Адама окликнул ее со спины. При звуках ругани Беатрис побледнела словно моль, а веселью Лиама, казалось, нет конца и края. Он чувствовал себя ребенком, получившим долгожданную игрушку, и смотрел горящими глазами то на Эванс, то на брата по очереди.

– Простите, мне пора, – она развернулась и уже собиралась уйти.

– А ну стоять! – Ларссон старший не привык к тому, что его приказы не исполнялись, и слишком часто, Эванс стала показывать свои мелкие, но все же зубы.

После слов брата Лиам хотел было сказать, что шутка и правда затянулась, и пора ее прекращать. Мелкий говнюк отдавал себе полный отчет в том, что если информация дойдет до Грегори, то отец не просто убьет его, а перекроет финансовый вентиль. Это для Лиама было равносильно смерти, если не хуже. С его запросами уже через пару дней после заработной платы в Larsson Industries, сыну владельца придется воровать корм у Гектора и сигареты у подруги.

– Идите лесом и без карты! – ответила она боссу. Девушка развернулась по направлению к выходу, едва не врезавшись в человека, вставшего на ее пути.

– Кажется, я одет не по приему, – низким и глубоким голосом, прошедшим по ее коже морским бризом, ответил мужчина, перегородивший дорогу.

– Простите, – Эванс пыталась его обойти, но слишком поздно поняла, что кто-то схватил ее под локоть сильной рукой и потянул назад.

Хромая по коридору к своему кабинету Дон Альберто Романо на секунду замер перед дверью, переводя дыхание. Давно став Доном своей «семьи», Альберто позабыл, что такое чувство страха. До недавних пор. До тех пор, пока прошлое в больничной пижаме и тапочках, промокших в бензине, не постучало в его дверь. Он боялся войти внутрь ровно так же, как и желал этого. Ящик Пандоры. По-другому он и назвать не мог то, с чем ему предстояло столкнуться. За последние двадцать лет Альберто уже попривык самостоятельно вести дела и принимать жесткие судьбоносные решения, но появление его старого друга заставляло все внутри трепетать от предвкушения, как и два десятка лет назад. Интерес, любопытство, азарт захватывали его с головой, затягивали в паутину из человеческих душ, сплетаемую старой паучихой в только ей понятный узор. Он всегда с интересом и восхищением смотрел на тонкое замысловатое кружево, в которое превращалось хитросплетение судеб в ее руках. Самому же Альберто, как любимцу Фортуны, Арахна всегда вручала клубок, и скрученные нити выводили из лабиринта улиц Нордэма целым и невредимым. Ал толкнул дверь тростью, входя внутрь и не говоря ни слова.

– Ты злишься, – Шарлотта даже не повернулась к нему лицом, листая свежую газету. Она выглядела, как и тридцать лет назад: худая и бледная, с тонкими чертами лица, волосы, в которых проглядывала седина, собраны в хвост на затылке, тонкие длинные пальцы осторожно перебирали хрупкие бумажные листы газеты, лежавшей у нее на коленях.

– Я не сказал тебе ничего, – Ал старался придать голосу спокойные интонации. Он был уверен, что у него получилось. Голос был ровным, без ноток нервозности и грубости, но она все же услышала.

– Отлично, значит, я ошиблась, – кивнула Эванс и отвернулась к окну, не желая продолжать разговор.

– Я не злюсь, – устало ответил Ал и встал у нее за спиной, опираясь на трость, – я в ужасе, если быть честным.

– Это нормально, – ничего назначившим тоном ответила женщина, будто разговаривала не с боссом мафии, а с соседом по парте.

Четыре десятка лет минуло с той поры, когда Ал списывал у нее на уроках английского и провожал до дома после занятий, а он все видел в ней ту же девочку с глазами цвета дымчатого кварца.

– Ты издеваешься, да? – Альберто только развел руками.

Нельзя сказать, что он был удивлен ее поведением, но по прошествии такого большого срока, проведенного среди обычных людей, Шарлотте Эванс следовало адаптироваться к человеческому общению. – Играть помешанную уже вошло у тебя привычку? – Романо плевался словами, как кот, наглотавшийся шерсти.

– А кто сказал, что я вообще нормальная, – отрешенно ответила Шарлотта, расправляя газетные листы на коленях узкими ладонями.

– Шарлотта! – прикрикнул Ал. – Давай не сейчас, ладно? – с нажимом продолжил он и завелся, расхаживая взад и вперед за ее спиной и стуча тростью по паркету.

– Как семья, как дети, – Эванс не отрывала глаз от мелкого печатного шрифта, изредка поправляя очки.

– Шарлотта, – уже мягче позвал он ее.

– А почему не спрашиваешь, как моя, – продолжила она, будто не слышала своего имени.

– Мне жаль, что Артура так рано не стало, – Альберто насторожился и пытался уйти со скользкой темы.

– Ему жаль, – прыснула Шарлотта, впервые за время общения показав хоть какие-то эмоции.

– Лотти, – Альберто встал рядом с ней и положил ладонь поверх худой женской руки старого друга. – Я не знал, что Ашер займет место Хейза в отряде смертников, я просто надеялся тебя вернуть, парень воспринял все слишком буквально, – очень запоздало извинялся Романо. Его попытка вернуть своего консильери стоили жизни ее сыну, а он так и не извинился – не успел. Нордэм забрал не только сыновей Шарлотты, но и ее рассудок, как тогда думал Альберто.

– Знаешь, Ал, – Эванс выдернула свою руку из его. – Ты много добился и без меня. Да, вначале тебе было тяжело, но ты справился, – одобрительно кивала женщина. – Много достиг, через многое прошел, теперь ты вершишь судьбы, как когда-то те, кого ты сам пытался обыграть, – начала философствовать Шарлотта. – Возможно, мне не следует вмешиваться, и посмотреть, как ты будешь выкручиваться, – рассуждала она в пустоту.

От ее слов по спине Альберто побежал холодок. К такому ходу повороту событий он не был готов. Шарлотта Эванс могла играть умалишенную сколько угодно, но Альберто знал, что скрывается за этим пустым взглядом серых дымчатых глаз.

– Эванс, это не смешно, – грубо прервал он ее.

– Правда? Я просто не думала, что ты воспримешь все так буквально, – Эванс вернула ему запоздалые извинения за смерть своего первенца. Она подняла на него большие морионовые глаза и повела плечами, стряхивая его руку со своей.

– Мы так и будем тыкать друг друга в больные места, или все же обсудим дела? – попытался отвлечь ее Ал.

– О! И сразу в койку! – рассмеялась Шарлотта. Со стороны ее смех звучал весьма искренне, но Романо расслышал в нем лишь звенящую пустоту. В ее смехе не было души. Он был пуст и безжизнен – просто фальшивка. – А как же прелюдия? – Шарлотта сложила газету пополам и передала ее Альберто.