Александр Тихорецкий - Из жизни лис

– Козел! Деньги верни! – взвизгнула Тонька и ударила его кулачком в плечо.

От них шарахнулись, послышались возгласы, в воздухе сгустилась напряженность. Парни переглянулись.

– Ты чего шумишь, пырскалка? – задушенным шепотом зашипел Тоньке тот, кого она ударила. – Какие деньги? Какое что? Вали отсюда, пока цела, а то за козла отвечать придется!

Аня потянула Тоньку за рукав. Никому и ничего не докажешь; даже если позвать милицию, виноватыми все равно останутся они. Деньги уже не вернешь, еще и за школу влетит.

– Пошли, – позвала она подружку, – хватит!

Не оборачиваясь, Тонька дернула плечом, сбросила ее руку. Она и не собиралась сдаваться.

– Деньги верни, урод! – крикнула она так, что несколько прохожих остановились.

Поток отдыхающих забурлил, лица парней вытянулись, поскучнели. Медленно, будто нехотя, они развернулись, так же, не торопясь, нарочито отстраненно, зашагали прочь.

– Стой! – Тонька попыталась схватить одного из них за майку, но рука соскользнула, и она упала, некрасиво, неловко; раздались смешки. Парни переглянулись, перешли на легкую рысцу и через пару секунд исчезли из вида, нырнув в одну из боковых аллей.

Аня подбежала к Тоньке, помогла ей подняться; та снова дернула плечом, но губы уже дрожали, хорошенькое личико было перекошено гримасой плача. Едва сдерживаясь, чтобы самой не разрыдаться, Аня обняла подружку, повела в тень деревьев, подальше от любопытных взглядов. Тонька порывалась сказать что-то, то и дело поднимала заплаканное лицо, но всякий раз запиналась, захлебывалась слезами; Аня вспомнила о пропавших деньгах, о маме, о несбывшихся надеждах и тоже заплакала, обняв Тонькины вздрагивающие плечи, уронив на землю рюкзачки.

Сколько времени простояли они так, обнявшись, опершись друг на дружку? Доносились чьи-то голоса, шум аттракционов, музыка, но все это было не с ними, все это было далеко и неважно. Время остановилось, и они замерли вместе с ним, покорные, отрешенные, убаюканные терпкими ароматами опавшей листвы, прощальной нежностью уходящего лета…

Вот тут-то и появился он. Высокий, стройный, какой-то неправдоподобно красивый и приветливый. Мальчишка, их ровесник, лет пятнадцать-шестнадцать, не больше; джинсы, кроссовки, поверх майки – светлая летняя куртка, сумка через плечо. Наверно, увидел их с аллеи, благо деревья здесь растут не густо. А, может, наблюдал все время, выжидая подходящий момент. С него станется, потому что – иностранец. Все иностранцы такие. Какие? Любопытные, что ли, въедливые; в покое не оставят, одним словом. А в том, что он иностранец, Аня не сомневалась ни на минуту. Нездешний какой-то, тактичный, благожелательный, в глазах – участие. И интерес – тоже нездешний, застенчивый, с едва заметными искорками иронии.

Сейчас и не вспомнить уже, что он тогда сказал, кажется, просто окликнул их, – да они и не услышали ничего сразу. Стояли, обнявшись, жалкие, зареванные – детский сад, ясельная группа, честное слово! А он галантный, обходительный такой, платок достал, протягивает, улыбается.

– Возьмите, – говорит, – вам нужно успокоиться, привести себя в порядок.

Аня вырвалась из оцепенения, отстранилась от Тоньки; машинально, еще ничего не соображая, взяла предложенный платок. Хлюпая носом, стала вытирать глаза, – Тонька подняла на нее взгляд и расхохоталась, вслед за ней улыбнулся и незнакомец. Аня бросилась к рюкзаку, порылась, вытащила зеркальце… Ужас! Она и забыла, что накрасилась сегодня, – ну, еще бы! прощальный променад! до свиданья, лето! Наверно, вид в этот момент у нее был наиглупейший, потому что Тонька так и покатывалась от хохота. Хороша подруга, нечего сказать!

Незнакомец полез в сумку (волшебная она у него, что ли?), вытащил бутылку воды, протянул. Молча, все с той же смущенной, участливой улыбкой. Потом деликатно отвернулся, медленно побрел назад, на аллею, – умываясь, Аня видела, что он ждет там, засунув руки в карманы куртки, изредка посматривая в их сторону.

Кое-как приведя себя в порядок, они вышли из своего вынужденно транзитного укрытия, вновь окунулись в чужую беззаботность, музыку, жизнь – ну, прямо Маугли какие-то, дети подземелья! Аня вдруг представила себя, будто увидела со стороны, чуть не задохнулась от презрения. Ну, конечно! Эти поджатые губы, удивленно-плаксиво поднятые брови – выражение «вдовствующая императрица» – почему вдовствующая, почему императрица – объяснения не было, но и гримаска, и идиома точно соответствовали интуитивно ощутительному подтексту, прочно впечатались в поведенческую матрицу, – и надо же было такому случиться именно сегодня! так все некстати, невовремя! Ну, почему, почему она такая невезучая!

Мальчишка широко улыбнулся, подошел, протянул руку.

– Давайте знакомиться. Я – Стефан, – говорил он (ну, точно – иностранец) с легким, едва уловимым акцентом.

Подружки поочередно представились. Ане показалось, что ее руку он задержал немного дольше, и она уже принялась читать себе отповедь, полную желчи и сарказма, но в этот момент натолкнулась на его взгляд. Участие, ирония сменились интересом, чем-то еще, неуловимым, непонятным, и отповедь развалилась, сердце сжалось, провалилось – немедленно, сию же секунду бежать отсюда! спрятаться, забыться, забыть!

Будто издалека, сквозь войлочную стену доносились голоса, – Тонька (ох, уж эта Тонька!) уже завела светскую беседу.

– У вас неприятности? – дипломатично подыгрывая, осведомлялся Стефан.

– Да вот, – кокетничала Тонька, по привычке шмыгая носом, – на гопников нарвались…

– На кого? На кого-кого?

Аня (плевать на приличия!) вмешалась, перебила:

– Деньги у нас украли. – она сделала вид, что не замечает магнетических взгляда, умоляюще (так надо!) ущипнула подружкин локоть. – Нам пора, мы уходим.

В Тонькиных глазах – растерянность, лесенка недоумений, понемногу блекнущая, разваливающаяся – ну, надо так надо, подружки, все-таки, не больно-то и хотелось, – вздохнула, поправила рюкзачок. – Ладно… Пошли…

Надежда вытянулась тоненькой стрункой – Господи! сделай так, чтобы они не пошли! чтобы остались! чтобы все случилось!

– Подождите! – акцент Стефана стал заметнее. – Кажется, вы расстроены, понимаю – момент не самый подходящий. Но я могу чем-то помочь? – просительность акцентировалась вполне практическими нотками. – Могу я пригласить вас куда-нибудь?

Струна звякнула фальцетом; Тонька насупилась, в голосе – презрительная злость.

– Куда-нибудь – это куда? Нет, синьор, или как вас там, нам приключений не надо! сами можем, кому хочешь, приключения устроить! – она решительно вздернула рюкзачок, скомандовала Ане: – Пойдем домой, нас родители ждут!

Лоб Стефана покрылся испариной, он с трудом подбирал слова.