Милла Генрих - Деревня Нура. Книга 3

– Раз помощь моя не нужна, пойду за Максимом схожу.

– Так ты же отвар не готовила.

– Сначала приведу его, а потом приготовлю.

Мама только с грустью махнула рукой и перекрестила меня. И пока солнце не развернулось, я быстро пошла к дому деда Мирона.

Дверь мне открыл Макс, за это время в нем ничего не изменилось. Глаза отрешенные, но все видит и слышит, на вопросы отвечает, но как-то невнятно.

Когда он пропустил меня вперед себя, зайдя с дневного света в дом, я оказалась в полной темноте. Горевшую на столе свечу тоже сразу и не заметила. Но постояв минуты две, стала различать предметы.

– Макс, ты чего ставни не открыл? Темнота в доме, ничего не видно. В ответ Макс что-то промямлил, указывая рукой в угол.

Я не сразу увидела деда Мирона, он лежал в углу на широкой лавке. И удивилась тому, что он был дома, ведь Максим говорил, что дед уходит, когда солнце встает, а приходит, когда зайдет за горизонт.

– Он спит или заболел? – тихо спросила я Максима.

Он в ответ странно прожестикулировал и не сказал ни слова.

– Не сплю, – еле слышно ответил сам дед Мирон.

– Дед Мирон, вы что, заболели, может врача из больницы позвать?

– Ты почто осину в мой дом принесла? – на вопрос вопросом ответил дед.

– Какую осину? У меня в руках вообще ничего нету.

– А на лице твоем что?

– Маленький листик, расцарапала висок, вот и заклеила, когда шла сюда.

– Больше ко мне в дом с такими листьями не входи. Иначе сильно рассержусь.

– Хорошо, не приду. Я вообще-то за Максом пришла.

– Хлопца я отпустил, а то, что его сюда тянет, так с этим поделать я сейчас ничего не могу.

– Не хочу с вами спорить, тем более, вам, видно, не здоровится. Сейчас ставни открою, в дом свет впустить надо.

– Не смей! – неожиданно громко сказала дед Мирон. – Ты за меня не переживай, я до вечера отлежусь, и мне лучше станет. Со стариками иногда такое бывает. Ты камень почто в моем доме оставила? Не я тебе его дал, не мне тебе его и возвращать. На, забери! – строго сказал дед.

Я протянула руку, и дед вложил своей худой и холодной рукой камень, он на миг засветился в моей ладони и сразу же потух.

– А как я могу вернуть его хозяйке?

– Ты сохрани его, а хозяйка сама за ним придет, когда время настанет.

– Так прождать можно и всю жизнь. Когда она придет, и придет ли вообще?

Я поднесла горевшую свечу ближе к деду и чуть не ахнула. Такой вид был, что еще пять минут, и он помрет. Лицо худое, щеки провалились, глаза впали. Живой труп сверлил меня сейчас своими глазами, видно, действительно не было сил у старика, и он часто закрывал глаза. Но потом я заметила, как уголки губ дернулись, он явно был чем-то доволен. Но чем, я не знала. Потом тихо сказал:

– Бери своего хлопца и идите уже, дайте мне поспать, устал я.

– Дед Мирон, как же вы тут один?

– Идите, без вас мне легче будет.

– Так вы Максима совсем отпустили?

– Отпустил, но тянуть его сюда будет, как и сказал тебе раньше.

– Ясно, значит, не полностью отпустили. А может, все-таки доктора к вам прислать?

– Не нужен мне никакой доктор, идите уже. И не приходи в мой дом ни сегодня, ни завтра. Даже если хлопец убежит от тебя ко мне. Придешь к полуночи в канун своего дня рождения.

– Почему в канун моего дня рождения? Вы мне обещали все рассказать до дня рождения.

– Я и расскажу, от полуночи до часу ночи, у нас с тобой будет ровно час, вот тогда все и узнаешь. Поговорим, когда придешь, а сейчас уходите, только ковш со стола мне подай, надеюсь, это тебе не трудно выполнить.

– Здесь в ковше что-то налито, можно выплеснуть?

– Нет, дай мне его.

Я подала ковш деду, он глянул в него и жадно облизал сухие губы.

– Идите уже, – пытался крикнуть дед.

Я взяла Макса за руку и потянула из дома, на улице он упирался, как капризный ребенок. Но все же тихо шел за мной.

Выйдя за калитку, я подняла с пола осиновый прут, который сломила, когда шла к деду, и оставила его у калитки. Как только я взяла прут в руки, Макс дернулся в сторону. Но я успела хлестнуть прутом по спине, и Макс остановился, замер так, как будто его пригвоздили к месту.

– Макс, ты меня слышишь? Если слышишь, моргни.

Он моргнул.

– Максик, сейчас тебе будет очень больно, я это знаю, но ты должен потихоньку идти за мной, до вон той осины. Нам обязательно надо дойти до нее, пока солнце освещает дерево. Там тебе станет легче, обещаю. Пойдем, дружище.

Макс еле как шел, он не кричал, не издавал ни звука, но то, что он испытывал боль в ногах, выдавали его слезы, иногда заполняющие его глаза. Теперь я верила ему, про то, что когда он хотел подойти к двери, той, что у деда Мирона в доме под большим замком, его ноги испытывали боль. Так же и руки, если он пытался в доме перекреститься. Глядя на Максима, я поверила в то, что дед Мирон – дьявол нашей деревни. И что с детства я оказалась его заложницей, а теперь наступило то время, когда я должна принести ему пользу. Мне кажется, я догадалась, какая будет цена моего спасения.

Максим не смог дойти до осины, я видела, как он оглядывался на дом деда Мирона, по его виду было видно, что он готов вернуться назад, но только не идти вперед. Сейчас я не знала, как ему помочь преодолеть этот промежуток, а вернее, черту между светлой и темной стороной деревни. На наше счастье я увидела тетю Любу, она шла вдоль берега у озера.

– Теть Люба, – окрикнула я ее. Но она, не оглядываясь, удалялась от нас. – Макс, стой на месте, пожалуйста, не оглядывайся на дом деда Мирона, я сейчас быстро вернусь.

Макс моргнул мне. И я побежала вдогонку за тетей Любой.

Она услышала меня. Не добегая до нее, я крикнула ей, чтобы она послала отца к дому деда Мирона на тракторе. Крикнула, что это срочно, она не стала меня расспрашивать, а бегом побежала в сторону нашего дома.

Нельзя оставлять Макса одного, если он повернет обратно, я не смогу его вернуть назад. А путь к дому деда Мирона будет легкий, без боли, но он этого не знает. Повернув назад, я побежала к Максиму.

– Максик, ты умничка, я должна тебе рассказать всю правду, не знаю, сейчас это сделать, или когда будем у осины?

Макс стоял, глубоко дышал, преодолевая боль. Потом посмотрел на меня и моргнул.

– Хочешь сейчас?

Он моргнул.

– Ладно, слушай, теперь ты по себе знаешь, что дед Мирон у нас, оказывается, колдун, так вот, когда мне было два года, он своими приворотами сделал так, чтобы я на один миг оказалась без присмотра, и затянул в воду на озере, там как раз место глубокое. В тот день я утонула.

Макс расширил глаза, глядя на меня.

– Не веришь?

Он не моргал.

– Я, например, не хочу в это верить, что я не живая и не мертвая, и в день моего совершеннолетия я стану не я. Бред, правда?

Макс не моргнул, а сделал шаг вперед, я поняла: он хочет дойти до осины сам. Иногда он останавливался, глубоко дышал, иногда слезы бесконтрольно лились из глаз. Нам осталось совсем немного, когда я увидела отца, как он свернул на дорогу по направлению к дому деда Мирона.