Андрей Марковский - Проклятие неопределённости. Роман-фантазия

Кира с Таней любили друг друга, но пожениться не могли целых два года: Таня уважала желание родителей. Это так называлось – родителей, хотя отец Тани Киру понимал, и за спиной будущей тёщи у них сложились неплохие отношения. Он даже попытался устроить Кирилла, молодого тогда инженера, к себе на завод, подключил знакомых, вот только с оплатой труда в далёкие времена начала девяностых было туго, работы по специальности на машзаводе радиоинженеру не нашлось, потому Кира придумал свой собственный мелкий бизнес – продажу разных радиодеталей и прочих причиндалов. Торговал оргтехникой, разнообразной компьютерной шелухой и запчастями, потом наступило время сотовой связи и телефонов, на этом он успел немного развиться, построил павильоны.

Однако извечная его привычка осторожничать не позволила большего: сотовый бум он упустил, проморгал резкое развитие сетевых торговцев, потом не стал рисковать с платёжными терминалами (тогда слишком много разных подозрительных жучков крутилось вокруг наличных денег), теперь возможности его мелкорозничной торговли подходили к логическому концу. Сказать, что он расстроился этому обстоятельству – неправда, скорее он занял обычную для себя выжидающую позицию: что будет, то пусть будет. В конце концов, даже если бы он захотел чего-то затеять, здоровья на бурную деятельность оставалось не так много.

Спустя какое-то время Кирилл очнулся и обнаружил, что всё так же сидит с телефонной трубкой за столом в кухне, он как будто спал сидя, не закрывая глаз. Шум дождя за окном поутих, мелкие капли оставляли редкие отметины на лужах. Подумалось сквозь дрёму: надо шевелиться, хоть чуть-чуть разогнать кровь. Уборку что ли сделать – окинул он взглядом запущенное пространство кухни, заляпанные пальцами панели шкафов, забрызганный жиром кафель возле плиты, сбившаяся клубками к плинтусам пыль, – но вместо этого заполнил посудой посудомойку и включил. Прокачусь в магаз, закуплюсь на следующую неделю. Ванька почти взрослый, нормально справляется с домашним хозяйством, хлеб-молоко и прочую мелочь покупает сам, когда надо. А вот глобально надо бы запастись. Пока с работы не позвонили.

Он нацепил на себя свою дежурную одежду – джинсы и рубашку навыпуск, – в которой ходил ежедневно, не обращая внимания на праздники и выходные, спустился во двор, сел в машину и запустил двигатель. Он стоял с полной тележкой в очереди в кассу, когда сбоку в него с грохотом въехала другая тележка с продуктами.

– Здорово, Кей-Кей! – окликнули его давно забытым студенческим прозвищем.

Водителем тележки оказался старинный друг Сашка, которого иначе, как Шуркой, не звали. Шурка – самый первый институтский знакомый, ставший близким другом. Притом он вообще был первым коренным питерским, с кем Кирилл познакомился. Это случилось на первом же вступительном экзамене, – они сидели на сочинении рядом и тайно проверяли писанину друг друга на ошибки. Потом вместе учились, вместе ездили на картошку, однажды в стройотряд. Когда завертелась музыка, их институтский ансамбль, Шура превратился в поклонника и биографа, знал все варианты песен, хранил все записи. Иногда мотался с ребятами по концертам в разные города.

Обнялись, искренне обрадовавшись друг другу. Шурка от избытка чувств норовил ещё и поцеловать Киру, что в глазах окружающих должно было выглядеть вопиющим, запрещённым Госдумой гейством.

– Шурка, привет, лысый чёрт! Когда мы с тобой последний раз виделись, весной? Ты как? Переделал все свои дела?

– Обошлось. Дочке в июне свадьбу отгуляли. Ты ж не соизволил явиться

– Ну не укоряй лишний раз, я никак не мог! Прости гада!

– Как тебе зятёк?

– Разберутся, – легкомысленно отмахнулся Шура. – Мне с ним не жить. Как будто мозги есть, а лишних понтов нет. Слушай, на ходу не поговоришь, к тому же за тобой должок со свадьбы. Какие сегодня планы?

– Ничего особенного. Работа – это как всегда, если вызовут. Обещал младшей зоопарк, но погода сам видишь какая.

– К чёрту работу по выходным! Давай метнёмся ко мне, продукты Лильке оставлю, машину брошу – и на твоей к тебе. Не против?

– Давай, – не совсем искренне согласился с предложением друга Кирилл. Шуркино предложение явно означало совместную выпивку, а выпивать не хотелось. Но отказываться вообще неприлично.

– Закуски у нас полно, две телеги. Сейчас я быстро сбегаю и бутылку возьму, пока ты в очереди стоишь. Какую? Ноль-семь?

– Нет, пол-литра хватит. Мне – сто грамм, остальное тебе. Я чего-то неважно себя чувствую.

– Ну, как раз полечишься.

– Универсальное лекарство сегодня не поможет, поломка не та.

– Замётано. Может, тогда клей прихватить или паяльник?

– Зачем клей?

– Тебя починим заодно. Что у тебя сломалось?

Всего одна улыбка, а Кира сразу приободрился. Машин по случаю субботы на дорогах не очень много, и через полчаса друзья уже входили в квартиру Кирилла на Васильевском острове.

– Шура, ты проходи сразу на кухню, а то у меня в квартире бардак. Видимо, приближаюсь к такому возрасту, когда не ты находишь место вещам, а когда они сами находят себе место. Я сейчас руки сполосну и раскину закусь по тарелкам.

– Женщину тебе надо, она быстро порядок наведёт. Они это умеют – сроду ничего не найдёшь после их уборки, – засмеялся Шурка. – Ты не суетись, спешить некуда. Водку в морозильник засунуть?

– Ага.

– Давай по чуточке нальём, для аппетита.

– Тёплая же, противная!

– Я гляжу, у тебя «Кола» в холодильнике стоит, давай по-молодежному заправим, а? И похолоднее станет. Ну, за встречу! … Фу ты… Порядочная гадость получается! Что, сейчас так и пьют?

– Пьют, Шура. Мучаются и пьют. Пьют и мучаются. Всё подряд. Не только тёплую водку без закуски.

– Мы водку «Пепси» запивали, но никогда не смешивали, – вспомнил студенчество Шурка. – Просвещало нас советское кино. «А он говорит: коктейль-коктейль», – друг попытался сымитировать голос артиста Леонова.

– Мода, времена другие. Сейчас многое непривычно. Я как-то однажды бутылку вина вот этими руками держал, – протянул он Шурке свои ладони, словно в доказательство. – И попробовать дали: французское «Барон Ротшильд» за шесть с чем-то тысяч. Ни черта не понял.

– Шесть тысяч – это разве дорого? Я сегодня в магазине коньяк за полтинник с чем-то видел.

– Ты не понял, Шура. Шесть тысяч евро бутылка. Евро! Мне когда цену назвали – как раз я её в руках держал, – аж испариной прошибло, так боялся выронить. А винцо так себе, кислятина, помнишь грузинское «Эрети» за рубль двадцать семь?

– Ёперный театр! Развели против всего мира истерику, все вокруг плохие, а у нас, выходит, всё в порядке? Можно винцо в четверть мульта за бутылку попивать. Тебе где обломилось? С дочкой олигарха познакомился?