Андрей Марковский - Проклятие неопределённости. Роман-фантазия

– Не. То был вполне рядовой саммит. Газовики, нефтяники, в общем, обычные миллионеры. Я другого полёта птичка. «Я всего лишь ограбил нищего, чтобы воспользоваться его медяками», – процитировал Кирилл слова американского классика, вспомнил, как нелегально оказался на этом газпромовском сборище, хмыкнул, и не стал рассказывать другу подробностей. – Туда я вообще случайно попал. Давай тащи уже нашу бутылку из холодильника, поди остыла.

Друзья звякнули «за здоровье» рюмками с не успевшей остыть водкой, которая оттого сильно отдавала ординарным спиртом. Выпив, Шурик поморщился, быстро отправил в рот огурчик с куском мяса, и, не закончив жевать, попытался развить свою незаконченную мысль, подняв руку с убедительно указующим пальцем.

– Вот раньше…

– Ладно, не начинай, – перебил его Кирилл. – Не то мне покажется, что мы с тобой уже невесть какие старики, будем сейчас ворчать, как всё плохо, какая нехорошая молодежь и всё такое прочее. «Не то что в наше время» … Родители, помню, именно так про нас говорили. А мы – ничего, нормальные вроде.

– Это конечно, – с лёгкостью согласился Шурка. Однако продолжил то, о чём хотел сказать, и разошёлся. – Теперь власть денег. Нас привязали к кормушкам, запретами обложили, никуда не рыпнешься. А приближённым – зарплата по три мульта в день и вот это, – звякнул он вилкой по бутылке.

– Кто в новом мире вырос и старых порядков не помнит, им на кормушки плевать – им в стойле жить скучно. Потому молодёжь против нашего капиталистического политбюро протестует. Ещё лет десять, политдинозавры вымрут, тогда обязательно что-то новое начнётся.

– Разок мы с тобой застали смену, – сказал Шура. – Кроме отсутствия дефицита на водку, других перемен я не заметил. Насмотришься ютюба про глубинку – кроме водки у людей других забот не осталось.

– Потому все, кто бухать не хочет, едут в столицу. Или в большой город, где работа и движуха пока есть. Что насчет выпивки, без неё куда? Мы с тобой в общаге за знакомство тоже не чай пили, а портвейн. Как сейчас помню, сразу после зачисления, в конце августа. Трудно было временами, но мы не забухали.

– Тут ты прав. Из нашей группы один Мишка спился. Витёк вроде тоже старался, да не от выпивки погиб, – погрустнел Шурка. – Портвейн в общаге хорошо помню – гамыра страшная, «Три семёрки», сейчас такую дрянь в бутылки не льют, а советские вожди народ травили – и ничего.

– Во-во. Правители, они всегда одинаковые. Портвейном не отравят, так ракетой самолёт расхерачат. Слишком настырным пулю в спину или полоний в чай.

– Голодранцев-гэбэшников к золоту пускать нельзя, у них иммунитет отсутствует. Болеют они золотом.

– Мозг у них отсутствует, – зло сказал Кира и решил резко сменить тему. – Зато я хорошо помню, как ты меня потом в гости пригласил, не забыл?

– Конечно. Я мамке про тебя рассказывал, как ты клёво Элвиса пародировал, она сказала: зови своего друга на ужин, познакомь. Как раз выступать бросила и в музучилище пошла преподавать, помнишь?

– Тортик «Сказка», помню, принёс. Ругала, что я не туда пошёл учиться, – неопределённо покивал головой Кира. – Кстати, к твоим словам о спаивании народа: каким спиртным твоя мама нас за ужином угощала?

– Мать всегда любила коньяк.

– Вот именно! Я коньяк первый раз в жизни тогда попробовал, и цветную капусту с шампиньонами, и мясо в кляре. У нас дома таких блюд сроду не бывало. После в троллейбус сел и чёрте куда поехал, не знал города. Еле-еле общагу нашёл.

– Ты на неё произвёл впечатление. Когда на пианино сбацал и спел что-то битловское, она окончательно растаяла. Она же всё время пыталась тебя перевербовать.

– Не, не битловское. Я Imagine пел, помню, – поправил Кирилл друга. – Так хорошо помню, будто вчера было. А на самом деле – очень давно. Больше четверти века прошло. Сейчас тебе про меня рассказать особо нечего.

– Ну почему? – не согласился Шурка. – Жаль, конечно, редко встречаемся, почти всегда случайно. Жизнь сейчас пошла странная какая-то, сами себе придумываем суету и заботы – с друзьями поговорить некогда. Надо чаще встречаться… – Он замолчал, задумался. – Мать все уши мне прожужжала, дескать, зря Кирилл в инженеры пошел.

– Кто теперь знает, что правильно или неправильно? – грустно сказал Кира. – Я всем честно говорил, что в наш институт пошёл из-за военной кафедры. Жуть как не хотелось два года псу под хвост, то есть под хвост доблестной Советской Армии. Если бы тогда знать, может, попробовал чего другое. Хотя… ты вспомни нас тогдашних, политбюро замшелое и Союз нерушимый. Какое музучилище? По деревням с концертами всю жизнь ездить – такая рисовалась перспектива? Откуда было знать, как всё повернётся? И вообще, как бы мы с тобой тогда познакомились, а? С Лёнькой, Серёгой, Витькой, как я без вас?

– С Витькой – да, – поддакнул Шура. – Мне тоже его не хватает. Он бы нам быстро объяснил. Как всегда без него нам ни в чём не разобраться.

Выпили «за прошлое», закусили. Кирилл пожевал задумчиво и продолжил брошенную другом мысль.

– Играть мы зря бросили, тут твоя мать права. Хорошее было занятие, весёлое. Как послушаешь, что теперешние вытворяют! Я мало какую современную музыку могу слушать, иностранцев предпочитаю, да и то из старого. Из наших у Шевчука хорошие песни получаются. БГ хороший альбом записал. Он у нас был в авторитете, Витка его обожал.

– Я иногда вспоминаю и ставлю ваши песни, оцифровал с плёнки, аудиоредактором немного помудрил, звучит неплохо. Последние тексты Витёк писал не такие заумные, как поначалу, – проще и понятнее.

– У него стало кое-то получаться. Жалко, что мало. Пару-тройку отличных песен получилось, остальное ни в какие ворота не лезло. С каверами на Цоя, Башлачёва и «Аквариум» вряд ли высоко залезешь.

– А я всё надеялся, вот-вот вас на «Музыкальный ринг» пригласят или во «Взгляд», – заметно расстроился Шурик, эмоции у него всегда прорисовывались на подвижном лице. – Но сдались вы зря. Сейчас что творится, тривиальщина плоская и противная! Ни уму – ни сердцу, как дед мой говаривал. Какое общество – такая музыка. Казалось бы техника современная – просто чудо по сравнению со старыми временами, а смысла никакого нет.

– Ну как же! Множество смыслов: «мои колени замёрзли и что-то важное между».

– Ладно тебе, ты слишком критичен. Или мы чего-то уже не понимаем, старые стали.

Оба задумались, замолчали, вспоминая. Кириллу после нескольких чарок выпитого стало немного легче. Ничего не болит, в голове моторчик не жужжит, в боку не колет – не стреляет. Жаль, это ненадолго. Конечно, если постоянно выпивать – всегда будет казаться хорошо. Многие этим спасаются. Поплохело – выпил «аква виты», похорошело после первой порции – ещё добавил, и ещё. Утром похмелился – вновь стало теплей и светлей. Весел, свободен и как будто здоров, и больше ничего не требуется, кроме добавки. А если вдруг заболит чего-то – зальёшь водкой и ничего не почувствуешь. Вот только настоящая жизнь скрывается от тебя в алкогольном дурмане, как город за пеленой дождя.