Анастасия Каскевич - Было бы сердце

Мне казалось, что все наши 2 года я мысленно готовила себя к финишу – но вполне логично оказалось, что к тому невозможно быть готовой так же, как человек в 20 лет не может быть готов к смерти.

– Португалия

Я проснулась в темном доме, в холодной кровати, и твоя одежда все еще лежала на полу, но тебя не было.

Я искала тебя по всему дому, но ты уехал: оставил меня спящей и не попрощался.

Я не знала, когда смогу увидеть тебя в следующий раз, и это стало ударом для меня. Я знала, что ты уедешь, но как обычно, не была к этому готова. Я вышла из дома на улицу, села в твою машину, включила Evanescence на всю округу, закурила и расплакалась.

Люди часто говорят, что они чувствуют любовь и как она переполняет их – и всегда умалчивают о том, что нелюбовь тоже чувствуется, но переполняет не тебя, а пространство вокруг: накануне вечером твоя нелюбовь заполняла ужин от края до края, почти не оставляя места мне – как будто в сад завели огромного слона, о котором нельзя говорить: я знала, я чувствовала, что ты больше не любишь меня, но никак не могла признаться себе в этом. Я надеялась, что мне показалось, хотя на следующее утро было очевидно, что сад истоптан огромным слоном – его следы были везде. Я часто видела, как люди сидят в дорогих ресторанах друг напротив друга – и у каждого стола топчутся огромные, печальные слоны. Десятки слонов. Я никогда не думала, что однажды один из этих слонов окажется моим. Я не могла ненавидеть этого слона – вообще-то, я очень люблю их, просто было бы здорово, если бы он бегал где-нибудь на свободе в Африке, а не мучился с нами.

Я всегда была недовольна собой, особенно недовольство возникало, когда я была слаба и каким-то образом эта слабость проявлялась в моем общении с людьми.

Следующую за твоим отъездом неделю я старалась не выходить из дома: я все больше спала и питалась одним шоколадом, потому что у меня не было сил идти до магазина, а твоя машина, которую ты оставил под окнами, была на механической коробке передач. Я никогда прежде не ездила одна и уж, конечно, не умела водить автомобиль на механике.

В один из этих дней, когда я так ждала твоего звонка, мне вновь написала твоя жена.

Я помню, как курила, лежа на веранде, и на экране телефона высветилось сообщение. Я прочитала, отложила телефон и замерла на несколько минут. Затем прошла на кухню, налила себе бокал вина и закурила последнюю сигарету из пачки. Взяла ключи от твоей машины со стола в гостиной и села за руль твоего прекрасного белого мерседеса с откидной крышей. Один Бог знает, как я завела его и смогла выехать в центр. Тебе совсем не обязательно было говорить мне о том, что никому не надо отвечать. Я и сама это прекрасно понимала, знаешь ли.

Мир, от которого я неделю отказывалась, показался ужасно шумным. Время приближалось к вечеру, и жители городка спешили на ужин в местные ресторанчики на побережье. Я никуда не спешила. Я включила музыку погромче – кажется, это был Linkin Park Numb, и резко переключая передачи, ехала за машиной впереди меня. Я навсегда запомнила этот бампер: ярко-красная феррари с люксембургскими, как и у меня, номерами. За рулем сидел седовласый старичок – он пару раз улыбнулся мне в зеркало.

Когда он доехал до парковки, я припарковалась рядом с ним, зашла в пляжный магазин и вернулась обратно с сигаретами и бутылкой виски, который прежде никогда даже не пробовала.

Мой телефон должен был вот-вот разрядиться. Я была не против: мне больше не хотелось читать сообщений от твоей жены. Меня разрывало чувство вины перед ней, но я ничего не могла с этим сделать.

Я сделала несколько глотков из бутылки, закурила и написала тебе, что больше так не могу.

Я не знала, было ли правдой то, что она написала мне: но та грязь, в которой я оказалась, внезапно поразила меня. Я ждала, что ты долго не будешь отвечать мне, ждала, что ты, может, перезвонишь. Через два часа или через два дня. Но ты написал мне через 10 минут. Ты написал, что тебе очень жаль. Я увидела эти 3 слова, и уткнувшись в колени, беззвучно разрыдалась. Мне тоже было очень жаль – оттого, что эта боль расхлестнулась океаном от Лиссабона до Москвы, и ничего нельзя было сделать. Совершенно ничего.

Еще часа два я просидела в машине – я совершенно не знала, что теперь делать, куда ехать и как продолжать дышать.

Алкоголь не действовал на меня.

Ближе к полуночи, когда людей на дорогах стало меньше, я завела твой идеальный спортивный автомобиль и поехала домой. По дороге я заблудилась – и, какая ирония – впервые за все это время пошел дождь. Я была в незнакомом районе, вокруг не было ни души и я не знала, как поднять крышу и как включить дворники.

Я переждала дождь, вымокнув до нитки и докурив вторую пачку сигарет, и резко развернувшись, поехала в обратном направлении. Выезжая на дорогу, я задела правым крылом забор. По двери прошла огромная царапина – но мне было совершенно не жаль.

Я могла бы разбить эту машину, утопить ее в океане или отдать первому встречному – и ты бы простил меня. Ты бы простил меня? Тогда я почему-то была уверена, что ты бы простил меня – потому что разбил мое гребаное сердце, и тому не было никаких оправданий. Вспоминая все это, я безумно злюсь на себя: какой же я была маленькой, глупой, беспечной эгоисткой – и я до сих пор благодарю своего ангела-хранителя за то, что в тот вечер я без происшествий добралась до дома.

—

Я смотрю назад и задаюсь вопросом – были ли я с тобой счастлива? Кажется, в этих страницах одни страдания и сплошная боль от первой до последней буквы, так была ли я счастлива с тобой? Боже, конечно же да, тысячу раз да.

Помнишь, как я писала тебе эти детские смешные рассказы про сбежавшую дорогу, улицу-пуговицу и Бог знает что еще – я до сих пор иногда перечитываю их и смеюсь над собой: какой я была маленькой и наивной. Я помню, как счастье накрывало меня с головой, когда я получала твои письма по почте: вперемешку с письмами по работе мы обменивались штуками и признаниями в любви.

Все счастливые воспоминания собираются маленькими бусинками, как на нитку: как мы ужинали в уснувшем пригороде Люксембурга в июле, а потом пили вино на веранде, и я была в этой смешной соломенной шляпе, которая тебе почему-то так нравилась.

Как мы прилетели в Майами, и ты остался работать в номере, а я пошла к океану и плавала на рассвете, и когда вернулась в номер, ты уже спал, как ребенок.

Помнишь, как мы ехали на Ки-Уэст и обедали где-то по дороге, и чайки пытались схватить на лету хлеб со стола – и как мы не доехали до финальной точки, потому что я получила солнечный удар в машине с открытой крышей?

Помнишь, как мы ужинали в Вене в бразильском ресторане поздним зимним вечером, и там почти не было еды для меня, зато для тебя – очень много, и повар все приносил и приносил тебе мясо, и как я выпила слишком много вина и почти не поела – и не помнила ничего на утро?