Алекс Вурхисс - Désenchantée: [Dés] obéissance

– Ничего, – Фредерика хотела как-то ободрить Пятнашку, и погладила ее по плечу: – нельзя, так и не говори, я и так понимаю, что Дезашанте страшное место. Слушай… а давай мы кое-что сделаем?

– Что? – спросила Пятнашка.

– Как ты думаешь, если я решу… – Фредерика слегка наморщила лоб, – если я смирюсь с тем, что Фридрих мой муж, потому, что твои слова меня убедили, может твой имплантат тебя, хм, наградить за это?

– Судя по всему, да, – с придыханием сказала Пятнашка. Ее щеки порозовели. – И я могу выпить с тобой еще рюмочку. Эх… как мне жаль всех других! Всех, у кого есть эти имплантаты! Если бы они поняли, как он работает – ведь и с ним можно быть счастливым!

– Даже без свободы? – удивилась Фредерика, глядя, как Пятнашка разливает по чуть-чуть.

– А что такое эта свобода? – пожала плечами Пятнашка. – У кого она есть? У Вас, у принцессы, была она когда-нибудь? Вы были ограничены своей… своим пора… положением. Знаете, короны – это просто очень богато украшенные ошейники. У бедного нет свободы, поскольку нет денег, у бесправного – потому, что нет прав. У богатого нет свободы – ему диктуют свою волю его капиталы, у влиятельного тоже нет свободы – его власть… это… ну, его власть тоже для него, как цепь для пса.

– Ты точно на медицине училась, а не на философии? – спросила Фредерика, поднимая рюмочку.

– На медицине, – подтвердила Пятнашка, – но философию не прогуливала. За что выпьем?

– Чтобы стрельба кончилась поскорее, – сказала Фредерика. Они выпили. Пятнашка закусила зефириной, Фредерика вязла финик и стала его обкусывать.

– Когда мой муж вернется, – сказала она, – черт с ним, я буду ему хорошей женой. В конце концов, он красавчик и интеллигент. Я его боюсь, но иногда мне от этого страха даже приятно. Это не то, что канонада. Это будто не по-настоящему. Он сильный, он жестокий, но ему можно довериться…

– Да Вы в него влюбились, мефрау, – хихикнула Пятнашка.

– Иди в жопу, – посоветовала принцесса. – Для тебя же стараюсь. Я хочу… это… слушай, как это называется, когда на себя ответственность берешь, ты говорила?

– Рангхохер, – подсказала Пятнашка.

– Вот, я хочу стать этим твоим рангхохером, – сказала принцесса. – Как ты к этому относишься?

– Да я просто в восторге! – обрадовалась Пятнашка. – Я постараюсь, чтобы сразу сдать экзамен на раухенгестера, но потом все равно хочу остаться при Вас, если позволите.

– О чем речь? – сказала принцесса. – Конечно позволю… знаешь, я тебе страшную вещь скажу, я никому еще в этом не признавалась. Я всю жизнь была такая толерантная, но иногда мне очень хотелось хоть на несколько минут стать настоящей принцессой. Не только на бумаге. Ты говоришь, что корона – это позолоченный ошейник, но, наверно, такой ошейник есть у каждого из нас. Ой, я что-то такое важное подумала… не помню, что. Я…

Ба-бах!!! Вспышка за окном ослепила принцессу. Пятнашка взвизгнула и прижалась к Фредерике, та тоже прижалась к своему будущему унтергебену. По стеклам что-то застучало, словно летний дождь по стеклу – но, вероятно, этот дождь был из осколков.

– Во двор прилетело, Godver! – выругалась принцесса. Да чтоб их там всех разорвало, они что, специально по дворцу фигачат?

– Ага, – кивнула Пятнашка. – Ух, ну и ну… даже имплантат, кажется, испугался. Я думала, умру вообще.

– Выпьем? – предложила Фредерика. – Имплантат не возражает?

– Вроде, нет, – ответила Пятнашка, разливая. – Ух… спасибо Вам.

– За что? – удивилась принцесса.

– Я с вами чувствую себя лучше, – ответила пронумерованная. – С тех пор, как Вы предложили мне быть унтергебеном, у меня какой-то подъем пошел, даже не так страшно уже.

– Не за что, милая, – улыбнулась Фредерика. – Вот что, переночуешь сегодня у меня, чтобы не так страшно было мне. Если что, не бойся, как сексуальный объект ты меня не интересуешь.

– Я не боюсь, – ответила Пятнашка. – Я теперь одного боюсь – что Вы передумаете или у Вас не получится. Вам нужно изучить малый Орднунг, попросите его у Вашего мужа, идет?

– Конечно, – ответила Фредерика. – Не бойся. Все у меня получится.

* * *

В этот раз Фридриху не удалось как следует подраться. Так вышло, что те, кто бросался на него, умирали, не успев предпринять никаких действий против Национального лидера. Одному пуля попала в шею, разворотив кадык; этот здоровяк, как обезглавленная курица, пробежал еще несколько шагов и рухнул, едва не сбив Фридриха с ног – а рядом повалился еще один, нападавший с другой стороны.

– Эй, парень, мы не так договаривались, – с напускной строгостью сказал Фридрих, когда они отогнали шварцхойтов до моста, и Освальд как-то оказался рядом с ним. – Я сказал «самых опасных», а не «самых опасных для Фридриха фон Дортмунда».

Освальд не ответил; просунув длинный ствол антикварной винтовки сквозь проём парапета, он с деловитостью хирурга в операционной отщелкивал отступающих шварцхойтов на мосту. Там явно зарождалась паника – одно дело, когда тебе в спину палят из автоматического оружия, и прилетит или не прилетит – иншалла, а если и прилетит, то на излёте. И совсем другой коленкор, когда в спину дышит смерть, невидимая, потому неумолимая.

– Тебе бы оптику нормальную, – посочувствовал Фридрих, глядя, как Освальд щурится в диоптр, выбирая цель. Стрелял он чертовски быстро для магазинки, и сами магазины менял на ходу: отщелкнул, поставил тот, что держал в руке, выстрелил, не глядя подобрал пустую обойму, выстрелил, опустил обойму в сумку, выстрелил, достал новую, выстрелил раз, два – и по новой. Автомат, не человек!

– Хорошая оптика мне только помешает, – не отрываясь от процесса, который Грета цинично называла охотой на индеек, ответил Освальд, – бегать с ней неудобно, а я и с диоптром справляюсь – сами видите. Две пули потратил зря из пяти пятерок, можете пересчитать по трупам.

– Будет еще король утруждаться, – Корнелиус плюхнулся рядом, ствол его пулемета в темноте светился вишневым. – Пора машинку подгонять, у ребят патроны кончаются, – сообщил он Фридриху. Сейчас они как раз бухалки свои подтащат, вот мы и подзарядимся.

Он стукнул себе кулаком по ладони:

– Krijg ze pleuris 38 38 Чтоб им сгинуть (жарг. флам., дословно: сожри их туберкулёз); , достать бы их, да как? глаз видит, да зуб неймет, как говорится.

– Ты про те штуковины, что за «Сладким королевством» стоят? – спросил Освальд. – Я достану.

– Хорош заливать, – огрызнулся Корнелиус. – Из чего, из своего курумльтука, что ли?

– Тут меньше мили, – обиделся Освальд. – А моя ружбайка на километр восемьсот бьет прицелом.

У Фридриха ушки были на макушке:

– А доказать можешь? – спросил он. Парень кивнул. – Тогда вот что: Корнелиус, командуй ребятам отступление и вызывай такси с патронами, а мы с Освальдом здесь останемся и попробуем решить нашу проблему, чтобы до утра в догонялки не играть.