Агния Аксаковская - Ли Лу Би. Книга о трёх девушках

– Странно, обычно его величество предпочитает упражняться в прозе под окнами её величества. Видимо, в надежде как-то утеплить их отношения.

– Ну, может, зашёл перед приездом проверить, всё ли в порядке. Словом, Беатрикс пригласят непременно.

Венсан, конечно, прав. Дело в том, что дедушка Беатрикс до сих пор очень популярен в этой сопредельной стране. Им будет очень интересно увидеть наследницу Великого Человека, избравшую к тому же тернистый путь литературы, и её величество, как покровительница интеллигенции, постарается им потрафить.

Жанно обычно невнимательно слушал текст, где встречались слова «интеллигенция» и «тернистый путь». Зато, по свойственной военнообязанным лицам похвальной привычке смотреть в корень явлений, заявил, что «мысля пришла не опосля» и «всё к лучшему», не ведая, что повторяет вслед за парнем, который собственно и изобрёл интеллигенцию вкупе с чёрным юмором.

– Я насчёт, чтобы завтра уже форсировать Беатрикс, дружище, – он обрушил кулак на плечо Рене, – Ты особенно налегай на честность. Она у тебя тоже честная. Мол, ты отдался безропотно и, тово, безраздельно и надеешься, что она как порядочный человек осознаёт ответственность за твою попранную и дерзко ею взятую невинность .

Венсан поддержал с помощью мимики.

Жанно добавил:

– Да уж мы тогда ей все ушки прожужжим. Бэти Венсаныча уважает очень за умные мысли и пенсне, а меня считает забавным олухом.

Рене заметно приободрился.

– И в самом-то деле. Почему бы мне не отбросить эту нелепую трусость?

Он прошёлся туда-сюда и молитвенно обратился к фотографии:

– О, Бэти!

– Кстати. – Хмуро отозвался Жанно. – Может, на радостях уважишь волю друга и чуток подправишь эту фотку? Крайняя слева здесь лишняя, сколько бы лет ей ни было.

Жанно сумбурно произнёс ещё что-то вроде того, что гадюка ядовита до того, как вылупится.

– Она плохая, Рене. Плохой человек.

– Полегче, человек с ружьём. – Пробормотал Тео достаточно громко, но Жанно на него и не посмотрел.

Венсан снял с полки книгу и, листая, спросил:

– Да, кстати, а что делала Лусинда, пока вы с Беатрикс так прекрасно проводили время?

Рене молчал, борясь с собой. Потом с хвастливым блеском в глазах выпалил:

– Лусинда тоже заявила свои права на половину Счастливого Безумца.

И потупился.

– Да ну? – Воскликнул Жанно. – И молчит. Слыхал, Тео? Тео, слыхал?

– Да, любопытно. – Отозвался Теодор. – И что Беатрикс?

Рене откашлялся.

– Беатрикс умоляла Лусинду, чтобы та отказалась от своих прав.

– И что же Лусинда? – Любопытствовал Жанно.

Рене ответил скромно и небрежно:

– Сказала, что я – Шикарный Случай.

– Венсаныч, а? Кто был прав?

– Ты, дружище. Рене, мы тебя слушаем.

– Лусинда настояла на своём. – Едва слышно вымолвил Рене.

Венсан захлопнул окно.

– С ума сойти. – Жанно вытаращил глаза. – И они поссорились?

– Ничуть. Беатрикс сказала мне… то есть, этому Сумасшедшему… чтобы он… я… не расстраивался. Потому что она любит Лусинду так же крепко, как меня, и что мы должны принести эту жертву на алтарь Великой Любви.

– Коротко и ясно. Венсаныч, ты куда?

– Подышу пойду, пока я сам не стал ржать и бить копытом. Здесь нужно прорубить окно побольше. Кислородопропускные возможности этого ограничены.

И он действительно ушёл. Дверь прикрыл осторожно.

Глава девятнадцатая,

в которой Жанно намекает, что его нельзя ни с кем сравнивать.

– Чё-то он погрустнел как-то. – Неуверенно нарушил молчание Шикарный Случай. – Или мне показалось.

– Он нам завидует, Ренёк. Белой завистью.

Рене расцвёл улыбочкой. Потыкали друг друга кулаками.

– Чё вздыхаешь? – Спросил Жанно.

– Венсаныча жалко. Такой он добрый человек, открытый, весь как на ладони. Проклятое богатство мешает хорошим девушкам оценить его так, как он заслуживает.

– Только вот чё-то больно много у нашего простачка всяких, неизвестно где находящихся приятелей, которых никто никогда не видал, но которые всю свою жизнь только и делали, что попадали в самые невероятные передряги.

Рене хихикнул. Друзья задумались.

И верно. Самое забавное, что эти неведомые всезнайки и рассказывали Теодору о своих делишках с такими подробностями, что даже Ле Карре так не засименонит.

Да и вообще, любопытный он дяденька, их Венсаня.

О чём его только не спроси – всё-то он знает. Только всегда сначала элегантно зевнёт и пробормочет, что он где-то когда-то это читал, но не помнит, где. А вид у Теушки при этом такой, будто ему и зевать-то лень.

Да вот взять хоть сегодняшнюю историю с хождением по Дворцовому коридору и приоткрытой дверью. Подозрительнейшая история. … Носит старикан костюмчики из самой дорогой ткани, но сшитые на вырост. Меж тем, целомудренный по-мужски взгляд друга замечает, что сложён он под своей пузырящейся тройкой просто превосходно.

О его лице трудно что-нибудь сказать даже друзьям. Глаза вечно полуприкрыты под этими глупыми стёклами, а дьявольская бородка не даёт сосредоточиться на его, кажется, недурном профиле.

Что касается сердечного фронта – как любят выражаться невоеннообязанные лица, – то здесь вообще лес тёмный и Красной Шапочки не видать.

Уверяет, что мог бы опубликовать Испр. и Доп. Собр. Соч. главного френдзонщика континента, а сам при этом так пенсне поправит, что хоть портрет короля с королевой выноси…

– Ты куда так внимательно уставился? – Спросил Жанно, прервав обоюдные размышления.

Рене загадочно улыбнулся.

– Жанно, ты сам её подстрелил?

– Кого? …А, рысь. Да. Жалко потом стало. Красивая, собака такая. Правда, она там всех курей передушила и даже одного козла уволокла. Говорили, уже к людям приглядываться начала.

– Плохая она, да?

– Да что уж хорошего. …А, юморок понял. Или это пафос? Я всегда их путаю. А плащ хорош.

– Жанно, ты скорняку переплатил.

– Да мне в той деревне забесплатно стачали. А что там?

– Не могу сказать. – Тихо отвечал Рене.

Жанно удивился.

– Что за штуки? А ну покажь.

– Не смею. Сам посмотри.

Последовало короткое молчание, и Жанно бросил не менее короткое:

– А.

– Ты брал его с собой в галерею?

Жанно, не торопясь, ответил, что да, брал.

Рене вгляделся во владельца плаща.

– С ума сойти. Я, смотрю, ты будто и не рад вовсе?

– Чему?

– Ну… Другой бы на твоём месте не сумел бы сдержать глупую улыбку и лопался бы от смущённой гордости. Неужели тебе, хотя бы ну, не лестно? Да просто – приятно?

Жанно подумал, и изрёк, что нет. Скорее, ему это даже неприятно.

– Что за человек.

– Да пойми ты. Гораздо лучше, если б ей было с кем меня сравнивать.

– Понятно. Чтобы она поняла, что тебя нельзя ни с кем сравнить.