Ксения Ласкиз - Я люблю свою работу?

– Какое прекрасное растение! Кто за ним ухаживает?

– Само растет, – я вздыхаю.

Нестерпимо хочется ободрать все листья с пальмы и затолкать их в рот Полункиной, чтобы она замолчала. А если протолкнуть поглубже, то она замолчит навсегда! Представляю, как Петрович начинает очередное совещание с минуты молчания в память усопшей, после чего Орел зачитывает некролог, и все присутствующие пускают скупую слезу.

– Пожалуй, я пойду, – она зачем-то поправляет воротник пиджака, разворачивается и мелкими шагами удаляется.

В месте, отведенном для курения, собрался, казалось, весь Департамент страхования розничных клиентов. Палкин выкуривает уже третью сигарету подряд, и уходить не собирается. Котиков стоит рядом с ним и ораторствует, будто Ленин на броневике, а подчиненные внимают его речам и одобрительно кивают. Темой для обсуждения является, конечно же, Полункина. За три дня, проведенные в компании, она развернулась не на шутку: ввела учет рабочего времени (ответом на который и было массовое скопление сотрудников вне офиса); сообщила о новом дресс-коде – девушки теперь не могли прийти на работу с распущенными волосами, а у молодых людей обязательно должен быть белый платок в кармане пиджака; заставила всех написать свою биографию по присланной ею форме и отправить ей на почту, указав в теме сообщения ФИО и должность. А еще она запретила сотрудникам пить что-либо на рабочем месте, потому что «для этого есть кухня» и «надеюсь, ни у кого нет похмельного синдрома, поэтому слюноотделение в полном порядке».

Мы с Рязановым, по пути с обеда ставшие свидетелями пламенной речи на тему издевательств над сотрудниками смежного подразделения, в ужасе переглядываемся. Видимо, Петрович окончательно чокнулся и решил избавиться не только от Рябинова, но и от Департамента страхования розничных клиентов в полном составе. Не знаю, хотел ли он заодно ликвидировать и Управление развития бизнеса, но результат оказался следующим: вслед за Рязановым написали заявления на увольнение семеро его сотрудников.

– Что здесь происходит? – интересуется Шаров, словно появившийся из-под земли.

– Восстание, – отвечает Петя.

– Да ладно? Как будто эта толпа что-то изменит, – фыркает он. – Вы уже обедали? Почему меня не позвали?

– Ты разве был в офисе? – изгибаю бровь.

– Ты разве не знаешь мой номер телефона? – он одаряет меня фирменной улыбкой, после чего переводит взгляд на Петю. – Когда последний день?

– В пятницу. С понедельника – уже на новом месте.

– Предлагаю отметить за партией в покер. Мэри, присоединишься? Помнится, ты обожаешь покер, – улыбка Шарова становится еще более загадочной.

В его глазах снова пляшут черти, и мне нестерпимо хочется влепить ему пощечину. Зачем снова напоминать о вечере, возглавившем рейтинг самых ужасных вечеров в моей жизни?! Он просто издевается! «А я предупреждал, что не стоит с ним связываться!», – изрекает здравый рассудок.

– Я подумаю, – изображаю улыбку.

– Да ладно? – Шаров смеется. – Только хорошо подумай!

Как же он меня раздражает! Животное!

Аня монотонно стучит по клавиатуре, Оля что-то объясняет своим сотрудникам, а я сижу за столом и безо всякого энтузиазма подписываю кипу документов. Раньше я бы заглянула в раздел «страховая премия», но сейчас меня не волнуют заветные цифры, приближающие выполнение годового плана. Какая теперь разница? Мой мобильный звонит: это папá. Он интересуется, как у меня дела; жалуется на Альфи, который забрался на стул и стащил со стола шоколадку; рассказывает, что мамá приготовила великолепнейший торт «Наполеон»; и напоследок сообщает, что в воскресенье, когда он забирал меня из аэропорта, я оставила на заднем сидении машины ноутбук, с которым на протяжении последних пяти лет не расставалась ни на час.

– Если он тебе срочно нужен, то я могу привезти его ночью, – произносит папá таким голосом, словно приезд в Москву равноценен повешению, но ради единственной дочери он готов совершить этот подвиг.

– Нет, не нужен, – отвечаю я. – В пятницу приеду и заберу сама.

– То есть ты не работаешь на выходных?

Наверное, это удивительно. Я даже сама озадачилась: за полтора месяца все уик-энды я проводила вне офиса! Петрович в паре с Полункиной напрочь отбили желание трудиться сверх нормы (точнее, вообще трудиться). И с недавних пор (не могу сказать, как давно) в моем сознании появился еще один объект – Терехов. И, как всегда, есть одно «но» – с момента поцелуя он не появлялся. Ни сообщения, ни звонка, ни письма – ничего, чтобы как-то подтвердить свое существование. «Мы ему очень нравимся… ему очень нравимся… очень нравимся… нравимся…», – повторяет тщеславие, но с каждым рефреном его тоненький голосок становится все тише и тише. Самолюбие продолжает руководить оркестром, вот только мелодии все больше и больше напоминают похоронный марш. В это время здравый рассудок злорадно ухмыляется и не скупится на оскорбления в мой адрес.

– Мари, ты слышишь меня?

– Да, слышу. Нет, не работаю.

– Все в порядке?

– Да. Потом созвонимся, мне надо идти.

И это ложь: никуда не нужно идти. Ни совещаний, ни планерок, ни переговоров, ни срочных дел – ничего не осталось от моей любимой работы, кроме желания поскорее отсюда убраться.

Откупориваю бутылку красного вина, наливаю чуть больше половины бокала и делаю несколько глотков. Как же я устала! Моя прекрасная размеренная жизнь стала похожа на сущий ад, а я не знаю, сколько смогу продержаться. Как будто все сговорились! Петрович, Полункина, Шаров – почему бы им не оставить меня в покое?! И почему бы Терехову не взять в руки свой телефон и не набрать мой номер?! Уже прошло четыре дня – такой паузы более чем достаточно! Или он ждет, пока я сама позвоню? Этого точно не случится! Делаю еще несколько глотков, после чего закуриваю. Как унизительно: пить в одиночестве и смотреть на экран мобильного. За что мне такое наказание?

Пятница, 12.04.2013.

Ночью мне приснилось, как Полункина похищает Альфи и требует у мамá выкуп за четвероногое сокровище. Просыпаюсь в холодном поту: похоже, я начинаю сходить с ума. Только бы снова не оказаться на кушетке у психоаналитика! Но… кому еще рассказать о своих проблемах, если не постороннему человеку? Родителям? Я никогда и ничем с ними не делилась, поэтому подобный порыв они могут воспринять как явное свидетельство потери рассудка вследствие предельных нагрузок на работе. Рябинову? Последние дни он всеми возможными способами старается избежать общения со мной. Ане или Оле? Они решат, что я издеваюсь, ведь девочки считают меня эдакой «железной леди». Шарову? При одном воспоминании о нем меня начинает трясти от злости! Или Кириллу? Интересно будет увидеть его выражение лица, когда я заговорю о своих проблемах, одной из которых является он! Визит психоаналитика уже кажется необходимым…