Мерилин Лавлейс - Ее незабываемый любовник

От причала отходил туристический двухпалубный теплоход. Натали напрягла мозг при виде пассажиров на верхней палубе. Нет, ничто не щелкнуло. Даже когда Дом свернул на парковку и остановился рядом со спичечной коробкой с мотором, которую она предположительно взяла напрокат в Вене почти два дня назад.

Он договорился о встрече с представителем агентства. Когда тот открыл багажник запасными ключами, ее пробрала нервная дрожь, закончившаяся приливом жара, при виде туго набитого кожаного портфеля.

– Это мой!

Выхватив из багажника, она прижала его к груди, как только что найденного ребенка. И выпустила из рук ровно настолько, чтобы Дом заметил позолоченные инициалы у ручки. Портфель был не заперт. Она с заколотившимся сердцем открыла его и радостно завопила при виде тонкого лэптопа, втиснутого между стопками толстых папок.

– Это, должно быть, тоже ваше, – сказал агент, поднимая чемоданчик на колесах.

Она не испытала подобного восторга, когда прочитала имя на табличке. Чемодан действительно принадлежал ей. Возможно, потому, что, когда она открыла его проверить на наличие вещей, те выглядели так, словно принадлежали восьмидесятилетней старухе. Все убогое, унылое, бесцветное и крайне практичное. Она пыталась утешить себя тем, что теперь у нее есть несколько пар чистых трусиков. К несчастью, все они были простыми, ничем не украшенными, из тех, в которых Чмоки-Чмоки-Арабелла не пожелала бы даже в гробу лежать.

Обыск в машине ничего не дал. Ни сумочки, ни паспорта, ни водительских прав, ни кредитных карт. И никаких очков, которые, как считал Доминик, ей и вовсе не нужны. Должно быть, упали в реку вместе с ней.

Обняв портфель, она наблюдала, как Дом переносит в багажник своей машины чемоданчик и предъявляет агенту копию полицейского протокола. Вследствие несчастного случая и того факта, что машина не повреждена, агент согласился не требовать платы за несвоевременное возвращение.

Натали почти дрожала от нетерпения скорее нырнуть в свои папки, но сначала Дом хотел поговорить со служащими туристического агентства на тот случай, если они вдруг ее запомнили. Оказалось, они ее не помнят и не могут предоставить никакой информации, кроме той, что уже сообщили полиции, когда проследили за операциями с ее кредитной картой.

У нее чесались руки поскорее взяться за материалы в лэптопе, но понятно, нельзя разложить их на столе для пикника, поскольку ветер, дующий с реки, может просто унести документы. Дом почувствовал ее досаду.

– Мы меньше чем в часе езды от Карленбергского замка. В деревне у подножия развалин замка есть гостиница. Можно пообедать и попросить фрау Дортман уступить на время ее гостиную, чтобы все выложить.

– Едем!

Она не вытерпела и, достав несколько папок, стала просматривать по пути. Каждая была посвящена утерянному сокровищу и содержала список документов, статьи из различных компьютерных источников, копии рукописных бумаг, цветные и черно-белые фото, исторические хронологии со сведениями о последних владельцах, заметки о проверке дополнительных источников, сделанные самой Натали.

– О-о-о, – пробормотала она, наткнувшись на рисунок усыпанного драгоценными камнями яйца в золотой колеснице, которую тащил крылатый херувим. – Как прекрасно!

Дом глянул на фото.

– Это не яйцо Фаберже, то самое, которое подарил жене царь Александр?

– Я… э-э-э…

Она проверила свои заметки и изумленно уставилась на него:

– Оно. Откуда ты это знаешь?

– Ты разыскивала сведения о нем. Еще в Штатах. Рассказала об этом, когда мы встретились в твоем гостиничном номере в Нью-Йорке.

– Мы встречались в Нью-Йорке? В моем гостиничном номере?

Искушение было велико, но он сказал правду:

– Я подумал, ты замышляешь обобрать герцогиню с помощью историй о дополнении, поэтому решил тебя отпугнуть. А ты, – добавил он с улыбкой, – вышвырнула меня из номера.

Та Натали, которую он знал и начинал серьезно вожделеть, немедленно появилась на свет божий.

– Уверена, ты это заслужил.

– Ах, Натушка! Не стоит быть такой чопорной! Иначе мы и до гостиницы не дотянем.

Он снова улыбнулся, но оба знали, что это не совсем шутка. Натали, покраснев, снова углубилась в документы.

Она первой увидела развалины замка. Вряд ли их можно было не заметить. Разрушенные стены и остов единственной квадратной башни возвышались на скалистом утесе и были видны за много миль. По мере того как они подъезжали ближе, Натали видела, что дорога проходила через узкий перевал, единственный соединявший Австрию и Венгрию на пятидесятимильном отрезке, как сказал Дом.

– Неудивительно, что Габсбурги делали все, чтобы твои предки охраняли его для империи.

Когда они въехали на вершину крутого подъема, она увидела деревню у подножия скал.

Дюжина или около того строений были типично альпийскими, наполовину деревянными, с острыми крышами, чтобы не задерживался снег.

Гостиница размещалась на краю деревни. Судя по поросшим мхом черепичным плиткам и посеревшим доскам, она принимала путешественников на протяжении нескольких столетий. В каждом оконном ящике цвела герань, а увитая плющом пивная на открытом воздухе примостилась сбоку основного здания.

Когда Натали и Дом поднялись по ступенькам и вошли в обшитый сучковатой сосной вестибюль, к ним поспешила женщина, совсем не вписывавшаяся в древнее окружение. Небрежное упоминание Дома о фрау Дортман вызвало смутные образы розовощекой матроны в переднике.

Блондинка лет сорока, в легинсах и тунике с тигровым рисунком, была так далека от понятия «матрона», как только может быть далека женщина. А если где-то неподалеку замаячит герр Дортман, вряд ли ему понравится, что жена бросилась в объятия другого мужчины. Обвилась вокруг него, как изголодавшийся боа-констриктор, и стала целовать. Не в щеки, как любая другая вежливая европейка, а долго, пылко и в губы.

Он едва умудрился высвободиться, смущенно смеясь и глядя извиняющимся взглядом в сторону Натали, и перебил поток быстрой венгерской речи с вкраплениями немецких слов:

– Лизель, это Натали Кларк. Мой американский друг.

– Америка!

Широко раскрытые аметистовые глаза уставились на Натали. Жадные руки потянулись к ее рукам.

– Добро пожаловать. Заходите. Заходите! Выпьете светлого пива, так? А потом расскажете, как очутились в компании такого повесы, как Доминик Сен-Себастьян.

Ее смеющийся взгляд упал на Дома.

– Или мне следует обращаться к тебе «ваша светлость»? Да-да, конечно! Вся деревня ни о чем не говорит, кроме как о газетных историях с тобой в главной роли.

– За это благодари Натали, – протянул он.

Брови блондинки взлетели вверх.

– Как это?