Мерилин Лавлейс - Ее незабываемый любовник

Гнев Дома мгновенно сменился веселостью от столь запальчивой речи. Он оставил без внимания выпад Натали в сторону Арабеллы. При мысли о том, что она носит черные шелковые трусики бывшей подружки, его словно пнули в живот. Зато борзая – иное дело.

– Это впервые, – признался он. – Меня никогда не причисляли к одной категории с собакой.

– Вы не в одной категории! – отпарировала она. – Герцог, по крайней мере, честен в своих эмоциях, дарит искреннюю дружбу, преданность и симпатию.

– Симпатию?

Его уверенность в себе упала еще больше.

– Именно это ты ко мне испытываешь?

– О, ради…

Раздраженная девушка вывернулась из его рук и вызывающе подбоченилась.

– Что вы хотите, ваше высочество? Письменную исповедь в том, что я лежала без сна прошлой ночью, желая, чтобы вы сопели рядом со мной вместо Герцога? Торжественное приглашение занять его место?

Он вглядывался в ее лицо, глаза и читал в них лишь негодование и досаду. Никакого подсознательного страха – следствия давней травмы. Никакого чопорного стародевичьего колебания, боязни остаться голой и потной в постели с мужчиной. Никаких сомнений в том, чего хочет.

Его угрызения совести умерли мгновенной смертью, когда на смену им пришла волна голода.

– Никакого приглашения не требуется. Я возьму это.

Он снова потянулся к ней. Нашел губы.

– И это! – прорычал он, покрывая поцелуями ее горло. – И это, – прошептал он, когда его рука нашла ее грудь.

Когда после стольких дней ожидания, он с удовольствием подхватил ее на руки, его сознание попыталось рассеять красный туман. Но последняя отчаянная битва с совестью не удалась. Хотя она, черт побери, растеряна. Все еще беззащитна. Несмотря на ее гневную речь, он не должен был нести ее в постель.

Не должен был, но сделал это.

Какой-то противоречивый внутренний голос твердил, что эта беззащитность вызывает желание укрепить спасательный круг, о котором она упомянула. Сделать якорь еще более надежным.

Последняя мысль потрясла его. Хотя недостаточно для того, чтобы остановить. Особенно потому, что в окна лился лунный свет, мягким сиянием обволакивая ее лицо и припухшие от поцелуев губы.

Его голод взорвался, превратившись в жадную мучительную потребность.

Он поставил ее рядом с кроватью и поспешно, забыв о нежности, стал раздевать. Нетерпение сделало его неуклюжим, но зажгло в Натали подобное вожделение. Она стащила с него рубашку, осыпая жадными поцелуями грудь, и стала возиться с пуговицей джинсов.

Он откинул толстую пуховую перину и бросил ее на простыни. Ее тело было гладким и теплым, сочетание золотистых отблесков и темных теней. Когда она зацепила ногой его ногу, ему пришлось бороться с первобытным желанием вонзиться в нее. Но сначала нужно кое-что выяснить.

Утопив пальцы в волосах, он быстро поцеловал ее и тихо признался:

– Только чтобы ты не думала, что это твоя идея, знай, я обдумывал разные планы затащить тебя в постель еще с того момента, когда в Нью-Йорке пришел в твою гостиницу.

Сердце Натали рванулось из груди. Она вдруг увидела маленький гостиничный номер. Две двойные кровати. Открытый лэптоп. Она сама, спорящая с Домом о… о…

– Ты посчитал меня интриганкой, решившей обобрать герцогиню.

Он застыл:

– Ты помнишь это?

– Да!

Она старалась удержать в памяти картину, разбираясь с нахлынувшими эмоциями. Одна была особенно удовлетворяющей.

– Я также помню, что захлопнула дверь перед твоим носом! – злорадно прошипела она.

– И это помнишь?

И он поцеловал ее долгим крепким поцелуем, отчего она задохнулась.

– Припомнила что-то еще?

– Только не в этот момент, – ахнула она.

Он отпустил ее волосы, скользнул ладонями по шее. По плечам, по телу.

– В таком случае, думаю, нам необходимо создать новые воспоминания.

Натали снова ахнула, когда он стал исследовать ее тело. Прикусил мочку уха. Стал ласкать груди. Терзать соски. Она затрепетала от восторга, когда он коленом раздвинул ей бедра. Когда грубые волоски его бедра коснулись ее ног. Когда его рука, умелая, дьявольская рука нашла центр ее женственности. Она была жаркой и влажной и готовой, когда его палец скользнул в нее. Два пальца. И все это время большой палец играл с тугим бутоном, а зубы превратили соски в напряженные ноющие бугорки. Когда ощущения стали накладываться друг на друга, она выгнула спину.

– Дом! Дом, я… О-о-о!

Крик вырвался откуда-то из глубин горла. Она пыталась сдерживаться, но ощущения накапливались, превращаясь в безумный, вращающийся смерч. Вздрагивая, она кружилась в нем. Счастливая, задыхающаяся.

Прошли минуты, может, часы, прежде чем она открыла тяжелые, как свинец, веки. Дом оперся на локоть и пристально наблюдал за ней. Должно быть, думал о гипотезе доктора Ковача! Волновался, что травма из прошлого, усиленно подавляемая, может настигнуть ее в такой момент.

– Это, – выдохнула она, – было великолепно.

Его лицо расслабилось.

– Приятно слышать, но мы еще не закончили.

Все еще изнемогая от наслаждения, она потянулась, как кошка, когда он перекатился на край кровати и стал шарить в груде одежды на полу. Она почему-то не удивилась, когда он вынул несколько завернутых в фольгу презервативов. К тому времени, как он положил их на тумбочку у кровати, она была готова для второго раунда.

– Моя очередь. – Натали приподнялась на локте, исследуя его тело с таким же вниманием к деталям, с каким он изучал ее тело.

Боже, как он прекрасен!

Подобные эпитеты обычно неприменимы к мужчинам. Но она не могла придумать ничего другого для описания длинного гибкого торса, бугров мышц на плечах и бедрах, плоского живота и гнезда густых темных волос в паху. Его плоть была вялой, но, стоило ей провести пальцем по всей длине, моментально поднялась.

Внимание Натали привлек шрам. Давно зажившая рана оставила ярко-красный след, идущий по диагонали через ребра. Натали, нахмурившись, обвела кончиком пальца страшную дорожку:

– Что это?

– Напоминание о том, что не следует доверять новичку, пытающемуся скрутить матерого ветерана коза ностра.

Она обнаружила еще один шрам, чуть выше, на груди. Сморщенный круглый узелок плоти.

– А это?

– Прощальный дар капитана албанского корабля, после того как Интерпол пресек отправку в Алжир партии девушек.

Он беззаботно пожал плечами, словно ножевые раны и киднеппинг вполне обычное явление в карьере секретного агента. Впрочем, возможно, так и есть.

Натали нервно сглотнула. История с Джеймсом Бондом вдруг теперь казалась не столь уж романтичной.

– Деверь вашей нанимательницы принимал участие в этой операции, – пояснил Дом. – Джек Харрис. Муж Джины.

– Он тоже агент?

– Нет, дипломат в команде расследований при ООН, касающихся детской проституции.