Ульяна Соболева - Краденое счастье

Врач пожилая, стервозная, старой закалки. Из-подл очков строго смотрит и сразу скукожиться, и спрятаться хочется.

— Что?

Я вскочила со стула и тут же схватилась за голову. Она беспощадно закружилась.

- Вот чего так прыгать? Еще в обморок мне свалишься здесь, а я отвечай. Сядь. Прыгает она. Давление как у трупа, а она прыгает. Витамины пить надо, Анализы сдашь и посмотрим, что там еще прописать. А пока покой, хорошее питание и сон.

Вышла я от нее, пошатываясь и к стене прислонилась, закрывая глаза. Ну почему? Почемуууууу? Почему именно сейчас и от него? Господи и что мне теперь делать? Но внутри вспыхнуло что-то горячее, что-то дико-радостное и неописуемое, заставившее в коридоре руки к животу прижать и веки прикрыть. Там. Во мне. Ребенок. Мой. Сладко что-то вспорхнуло под кожей и защемило сердце. Не отдам! Самой первой мыслью и ударной волной разошлась по телу. Никому не отдам. И договор мысленно в клочья разорвала.

В машину села как заторможенная, глядя в одну точку.

— Ну что? Когда мужу своему скажешь? Отец у ребенка есть?

Дед Мазай спросил и окно приоткрыл, впуская свежий воздух.

— Нет…

— Мужа нет или отца?

— Муж есть… а отца нет. Точнее есть…но можно сказать, что нет.

— Это как так?

— Не спрашивайте… я плохой человек. Ужасный. Я глупостей наделала. Таких глупостей…божеее…как же я теперь?

— А хороших людей не бывает, внучка. Как и плохих. В каждом из нас живет и Бог и Дьявол. Да и кто я, чтоб судить? Сам не без греха. Но ты если не хочешь, можешь не говорить.

И я рассказала ему все. Вот как есть…от начала и до конца. Не поднимая глаз, перебирая складку на юбке его родной внучки, трогая оборку и чувствуя, как опять глаза печет, как жжет веки. От самой себя противно, мерзко, отвратительно. Как будто про кого-то другого рассказываю и ненавижу этого человека всей душой.

— И я не знаю, что мне теперь делать? Как быть? Я и домой вернуться не могу.

— Не надо возвращаться. У меня оставайся. Сколько хочешь. Работа есть, крыша над головой тоже.

— А… а с ребенком что делать? — подняла на него глаза, чувствуя, как кровь прилила к щекам от стыда и как сердце тревожно бьется от одной мысли, что его забрать могут.

— А что ты с ним хочешь сделать? Отдать той женщине?

В голосе нет осуждения, только вопрос и участие, а серые глаза с сочувствием смотрят. И я вдруг отчетливо увидела себя с младенцем на руках, как прижимаю к себе маленький комочек, как прижимаюсь губами к головке и ответ сам собой вырвался.

— Нет! Не отдам! Это мой ребенок!

— Вот и правильно. А здесь тебя не найдет никто. Родишь, а потом решим, как поступить. Бог всегда путь подскажет…Вот я недавно думал, что нет от меня пользы никакой, просто так небо копчу, внучку не уберёг, дочка чужая, жена ушла. Наверное, нет во мне смысла. Только моей Грозе и нужен….Спросил у Бога зачем такой, как я живет? Что хорошего может сделать?… Ко мне ответ пришел и дня не прошло…Ты появилась. Вот зачем я продолжал жить.

Я подалась вперед и обняла Мазая за шею, а он похлопал меня по спине, неуклюже, неумеючи.

— Спасибооо…даже не знаю, как вас благодарить.

— Ну что ты…ты ж мне как родная. В жизни всякое бывает…главное людьми всегда оставаться. Мужу что скажешь?

О Диме я давно не думала…А если и думала, то скорее с раздражением и ощущением неприязни. Но надо как-то все решить. Как-то разобраться. И я тогда впервые позвонила Ане.

— Таняяя, Танечкааа. Боже! Мы обыскались тебя. Дима каждый день с ума сходит. Плачет. Ищет тебя. Где ты? С тобой все хорошо?

— Да…были некоторые проблемы, а сейчас все хорошо.

— Ты где? Когда вернешься?

— Н…не знаю. Скорей всего нескоро.

— И правильно. Не возвращайся, Тань…тут искали тебя всякие. Ко мне приходили и Диму избили.

Сердце сильно сжалось и защемило. Даже стыдно стало…Диму из-за меня избили, и он искал меня, а я трусливо спряталась.

— Тань, ты хотя бы поговори с ним. Он места себе не находит. Только о тебе и говорит. Позвони ему…Нельзя так бросать.

— Позвоню. Обязательно. Как Гоша?

— Гошик в порядке. Зуба два прорезалось. Скучаем по тебе. Ты там хоть не голодаешь? Деньги есть?

— Да. Все хорошо. Есть.

После того как отключилась несколько минут думала, глядя в никуда и прижимая ладонь к животу. Она права. Я должна поговорить с Димой и…сказать ему, что мы разводимся. Так будет честно. А малыша я и сама вырастить смогу.

Дима приехал в районный центр через день после моего звонка. Когда услышала его голос не ощутила, как раньше, радость и желание его увидеть. А стыд ощутила и…себя предательницей. Как назло он безумно обрадовался моему звонку.

— Кисааа, кисонька моя, Таткааа, как же я волновался. Перезванивал потом, а ты телефон выключила. Искал тебя в отель звонил. Где ты, девочка моя?

— Я не могла с тобой связаться. Прости. Нам надо поговорить, Дим. Ты сможешь приехать или у тебя работа?

— Смогу! Ты что? Я так перенервничал и соскучился. Как же я люблю тебя, Киса, до безумия. У меня сейчас от счастья сердце выскочит.

А у меня от тошноты желудок выскочит. Договорилась с ним о встрече, и скрюченная в уборную бросилась исторгать завтрак. К разговору с Димой готовилась морально и физически. Чтоб не начало тошнить посреди встречи и чтоб он не догадался о беременности. Это его добьет окончательно. А мои собственные мысли крутились вокруг малыша. Я не могла успокоиться и только об этом и думала. Рассматривала себя у зеркала, трогала живот. Вроде ничего еще не изменилось, но грудь стала твердой, упругой и болезненной. Но я от чего-то казалась себе невероятно красивой. Как будто внутри меня появилось какие-то свечение и даже глаза смотрели по-другому.

«Внучка, красавица моя, глаза не нарадуются. Повезло мне, да. Грозка. Красавица наша Танюшка!»

Ужасно хотелось почитать что-то о беременности, но у меня не было сотовой связи не то что интернета. Хутор находился в низине и здесь ничего не ловило кроме центральных телеканалов и обычного стационарного телефона, и допотопного радио, где казалось давно забыли, что уже не семидесятые прошлого столетия и крутили коммунистические песни. Мне даже в какой-то мере это нравилось, я как будто отрезана от внешнего мира, как будто попала куда-то в иное измерение и буду строить свою жизнь и растить малыша вдалеке от злобы и ненависти, вдалеке от продажности и цинизма.

На автовакзале было единственное кафе с сосисками в тесте, мороженым и кофе с чаем. Там я и назначила встречу Диме. Приехала заранее, морально готовясь к скандалу. Я чувствовала, что он непременно будет. Особенно, когда увидела своего мужа с букетом цветов, выпрыгивающего из нашей машины и припрыгивающей походкой направляющегося к кафе. Издалека он походил на бочку на длинных ногах. Рубашка с трудом застегнулась на животе, светлые волосы лезли ему в глаза и в распахнутом воротнике светло-голубой рубашки раскачивался крестик на толстой золотой цепочке. Мне почему-то это показалось вульгарным. Никогда не казалось… а сейчас да. Как и весь его вид. Вроде и одет хорошо и машина вымыта блестит, и туфли начищены, а такое ощущение, что передо мной заплывший жиром, самовлюблённый хряк. Когда-то мне нравился цвет его кожи. Светлая, сливочная, а сейчас подташнивало и тут же вспоминала другую бронзовую, упругую, тело с бугрящимися мышцами, татуировки, сильные руки. Не хочу…не буду о нем думать. Не сейчас и никогда не буду. Его нет. Он остался в другой реальности вместе со своей женой.