Ульяна Соболева - Краденое счастье

— Так нельзя! Нет! Слышите?! Отпустите меня! Отпуститееее! Кто вы? Что вам от меня надо? Вы все ненормальные! Сумасшедшиееее! Я беременная! Слышите? Меня нельзя в такие условия! И… и у меня нет денег! Вам никто за меня не заплатит!

Боже! Где я? Что это за очередной кошмар, страшнее предыдущего?

От ужаса я не могла успокоиться. Металась по комнате и железка страшно терла горло. До крови. Я кричала так громко, что охрипла и сорвала голос. Я била кулаками о пол, раскачивалась на коленях и трогала стены в поисках хоть какой-то лазейки. Но ее не было. Комнату подготовили к моему прибытию. Стены обиты войлоком и забиты досками. Как попало. И мне видно ворсины через зазоры. Попыталась отодрать одну из досок и загнала занозы в пальцы. Со слезами выдергивала их зубами. К вечеру я поняла, что мои крики и истерики бесполезны. Меня никто здесь не слышит, а тому, кто меня сюда притащил плевать.

Спать было страшно. Я не знала где я и у кого. А вдруг я усну и произойдет что-то страшное. Воспаленный мозг рисовал жуткие картины. Одна страшнее другой. Села под стенкой, обхватив ноги руками, постоянно глядя на дверь. Готовая напасть если кто-то зайдет и попытается приблизится ко мне. В отчаянии опрокинула воду, а потом меня мучила страшная жажда и я пожалела, что сделала это. Я совершенно обессилела и мне казалось, что сижу здесь целую вечность.

Ключ в дверях повернулся, и я увидела пожилую женщину со светлыми короткими волосами, уложенными в красивую прическу. В ее руках был поднос. Выглядит женщина очень хорошо, даже изысканно. И я воспряла духом, радостно бросилась к ней, но она меня осадила резким движением руки.

— Сядь на место иначе к тебе сюда неделю никто не зайдет.

Металлический голос, похожий на воронье карканье и тонкие брови изогнулись над маслянисто-серыми глазами, аккуратно подведенными карандашом. От нее пахло дорогими духами и ее туфли на невысоком каблуке блестели и отражали решетки на окне.

— Кто вы? Что вам от меня нужно? — закричала я, чувствуя, как по телу бегут мурашки при взгляде на это каменное лицо. Ни капли сочувствия. Скорее пренебрежение и злость.

— Только то, что находится внутри тебя.

— Что? — я не сразу ее поняла. Меня душили слезы и отчаяние. Я не могла понять, что происходит и мне казалось, что сейчас все закончится. Еще немного и все прекратится. Это ведь не по-настоящему все. Так просто не может быть. Не со мной. Но выражение лица этой женщины заставило похолодеть от страшного предчувствия.

— Вам нужен выкуп? Меня выкрали ради денег? У меня их нет. И вам никто не заплатит. Понимаете? Вы ошиблись.

— Тебя не выкрали, а заставляют выполнить свои обязательства. То, что находится внутри тебя — тебе не принадлежит. И ты прекрасно об этом знаешь, но попыталась присвоить себе чужое! Украсть!

И до меня начало доходить что она имеет ввиду. Стало жутко, волосы зашевелились на затылке, а над губой выступили капельки холодного пота, я попятилась назад.

— Вы…передайте ей, что я передумала. Я не хочу отдавать своего ребенка. Никто не может меня заставить. Это незаконно. Этот…этот ребенок мой. Вы ничего не добьетесь. Я вам его не отдам.

— А ты видишь, что здесь кто-то соблюдает закон? Ты думаешь кого-то вообще волнует твое мнение?

Она поставила поднос в углу. Достала с кармана баночку, вытащила одну таблетку и положила возле стакана с водой.

— Здесь твой ужин и витамины. Будешь вести себя хорошо будешь выходить на прогулки во двор. А начнешь устраивать истерики — привяжут к кровати до самых родов. Будешь испражняться в судно и есть через капельницу. Ты еще не поняла, что с тобой никто не играется? Все серьезно, девочка. И когда ты подписывала бумаги и брала деньги тебя об этом предупреждали.

Она говорила так, будто совершенно не сомневалась в своей правоте. И ее нисколько не ужасали методы, которыми они собирались меня заставить отдать им малыша.

— Вы в своем уме? Это похищение человека! Подайте в суд, если вы считаете, что я виновата! Я верну вам деньги!

— Ты? Вернешь деньги? Тебя нет. Никто не знает где ты. Возможно никогда не узнает. Хочешь жить — сиди тихо. Родишь и может быть тебя отпустят.

Вблизи она походила на змею. Белую, страшную, с холодной кожей и злыми глазами.

— Может быть?

— Да, именно, может быть!

Она ушла, а я смотрела на дверь и не верила, что на самом деле это со мной происходит. Но поверить пришлось. Первые дни я ничего не ела. Сидела на постели и смотрела в одну точку. Я знала, кто это сделал…знала и мне было страшно. У меня в голове не укладывалось, что человек способен на такое. Это только в кино так бывает. В самых жутких фильмах ужасов. Но не в жизни и не со мной. На четвертый день моей голодовки у меня начала кружиться голова, я не вставала с постели. Змея пришла с двумя мужиками, меня скрутили и держали, пока старая сука запихивала в меня овсяную кашу, а потом колола мне в вену какой-то препарат. Все это время я кричала и пыталась вырваться, но она схватила меня за лицо и поцедила своими тонкими подведенными перламутром, губами.

— Если выкинешь ребенка — тебе вырежут матку наживую. Обещаю! Поэтому жри, пей витамины и молись, чтобы у тебя родился живой и здоровый ребенок!

Ее глаза в этот момент казались безумными. Я замерла, глядя на нее, как на ядовитую и опасную паучиху.

— Кто вы? Она вам платит за это? Зачем…зачем вы так…я же человек. В вас нет сострадания?

Нет, его в ней не было. Как и никаких других чувств по отношению ко мне. Точнее одно было — это презрение. Иногда она смотрела на меня с нескрываемым отвращением. Словно ненавидела. Но ведь я ее совершенно не знала. За что ей меня ненавидеть?

— В следующий раз накормим через зонд. Поняла?

Я кивнула. Рыдать уже не хотелось. Это было бесполезно. Только думать о том, как сбежать отсюда. Надеяться, что у меня получится это сделать рано или поздно и они не успеют забрать ребенка.

— Вот и хорошо, что ты понятливая.

Меня выпустили на улицу под конвоем. Позволили час в день сидеть на лавке на заднем дворе. Раз в неделю ко мне приходил врач брал у меня кровь, прослушивал плод. Первые разы я умоляла его позвонить в полицию, угрожала, просила, молила. А потом поняла, что ему хорошо платят за молчание. И ему все равно. Он выполняет свою работу, а я для него не больше чем труп для патологоанатома. Всего лишь предмет для анализа, не более. После осмотра он равнодушно при мне разговаривал с Змеей. Он никогда не называл ее по имени. А для меня она была Змея. Бесчувственная, холодная и мерзкая.

— Плод развивается хорошо. Сердцебиение, размеры, все в норме. Конечно, неплохо бы сделать еще одно УЗИ. По крайней мере на двадцать второй неделе нужно провести скрининг. Обязательно. Привезете ее ко мне в клинику. Я предоставлю необходимые условия. У нас есть инфекционный, изолированный бокс.