Александр Слепаков - Вся история Фролова, советского вампира

– Нельзя мне с тобой идти, – убеждал Степан, – я не боюсь, просто у меня дело есть. Мне ещё хоть два месяца надо пожить.

– Не гони, кто тебя будет мочить, кому ты нужен? – изобразил удивление Ашот.

– А зачем я им, ты думаешь? Меня выпотрошить надо, чтоб я сказал всё, что знаю про одно дело. А потом убить, – ответил Степан.

– Что ты пургу гонишь, какое дело? – сделал вид, что не поверил, Ашот. – Ты не при делах.

– Ашот, – тихо сказал Степан, – это ты не при делах.

Горбатый удивился: а кто тогда при делах?

– Ашот, – продолжал Степан, – у воров есть старое правило: не трогать ненормальных. Это правило придумали воры, которым ты в подмётки не годишься. Это очень хорошее правило, не нарушай его. Ты в это дело влез, теперь ты сам в опасности. Уедь куда-нибудь месяца на три. У тебя вроде в Волгограде двоюродный брат был. Вот хоть у него поживи. Потом вернёшься.

Всё это время они шли в сторону Горбатовской машины, и поэтому Горбатый не перебивал. Он даже был готов признать отчасти правоту дяди Степана. В том, что касалось ненормальных. Но тот человек просил. И Горбатый сказал слово. И потом, ему очень хотелось, чтобы Саркис, который из книг держал в руках только Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, стал всё-таки библиотекарем в Новочеркасской колонии.

– Я не дикий фраер, – сказал наконец Горбатый. – Ты под вольтанутого косишь.

Они уже были у выхода из кладбища, когда перед ними на аллее появился молодой человек интеллигентного вида, в очках, в костюме, с букетом гладиолусов в руках.

– Дядя Степан! – обрадовался молодой человек. – Помните меня? Я Петра Николаевича ученик. Мы ещё у него дома змея делали. Помните?

Степан и преследовавший его Горбатый остановились, поскольку молодой человек стоял прямо перед ними, загораживая дорогу.

– Змея? – переспросил Степан. – Да, вроде было что-то такое.

Тут Горбатый решил тоже поучаствовать в беседе.

– Иди отсюда, – сказал он очкарику и хотел отодвинуть его, чтобы освободить проход. Но очкарик совершенно не обиделся, а как-то так стал, что опять оказался у них на дороге. При этом он радостно улыбался и махал своими гладиолусами.

– Мне сказали вас в кафе завезти, дядя Степан, – продолжал молодой человек и, обращаясь уже к Горбатому, добавил: – И вас могу забрать, место в машине есть. А то вам же тоже, наверное, надо ехать.

– Я сказал: иди отсюда. – Горбатый взял у молодого человека из рук гладиолусы и бросил их на траву перед первым рядом захоронений.

Гладиолусы развернулись в воздухе веером и упали очень живописно, вполне в духе траурной композиции. Молодой человек смутился. Сошёл с дороги. Горбатый взял за локоть Степана, вывел его за ворота кладбища и повёл к своей «шестёрке». Но тут он понял, что ключей в его руках нет. Может, он успел их положить в карман перед тем, как бросал цветы этого очкастого придурка? Может, конечно. Он похлопал себя по карманам. Ключей не было. Он обернулся, молодой человек шёл за ними.

– Извините, как ваше имя-отчество? – крикнул тот. – Вы ключи от машины на могиле забыли. Идите быстро за ними, пока никто не взял. А мы вас тут подождём.

Горбатый подумал, что мог выронить ключи, когда кидал гладиолусы. Но очкарик явно крутит. На какой могиле забыл? Что это вообще за очкарик гнилой какой-то?

Очкарик же, как будто читая мысли Горбатого, продолжал:

– Вы, наверное, беспокоитесь, что мы без вас уедем. Вы не беспокойтесь. А давайте тогда мы с вами пойдём. Чтоб вы не волновались. Но надо поскорее, а то нас ждут.

Горбатый хотел сразу найти ключи. А то без ключей он никого никуда не отвезёт. В карманах их точно не было. Он повернулся и пошёл назад. Но Степана он по-прежнему держал под руку. Степан не вырывался. Идти было всего ничего, до калитки кладбища и там метров буквально двадцать. «Гонит гнилой очкарик. Вот же они лежат. Рядом с гладиолусами. На траве. Выронил, когда бросал цветы. Какая, б****, могила?»

Горбатый ловко подхватил ключи и, не выпуская Степана, потащил его обратно. Очкарику только сказал:

– За нами пойдёшь, я тебя в жопу вы**у!

Очкарик опять смутился.

На стоянке, не отпуская Степана, Горбатый вставил ключ в замок, причём со стороны пассажира, чтобы Степана сразу посадить в машину и запереть за ним двери, а потом обойти машину и открыть свой замок, сесть за руль и ехать. Ключ в замке не поворачивался. Ну, заедает иногда…

Он продолжал крепко держать Степана. На стекле двери пассажира он видел отражение стоянки сзади себя. Он увидел, как очкарик появился невдалеке, но подойти близко, по-видимому, боялся. Ключ не поворачивался. Очкарик подошёл поближе.

– Извините, пожалуйста, – сказал очкарик. – Это, наверное, мои ключи. У меня брелок точно такой же. А ваши я возле могилы Петра Николаевича видел. Они там на земле лежат.

Горбатый хорошо помнил, что, идя от могилы, держал ключи в руке. Очкарик гонит, значит, он гнилой. Зачем он на кладбище обратно заманивает?

– А давайте я сам схожу, – вдруг вызвался очкарик.

Горбатый по-прежнему держал Степана под руку, не отпуская его. Он был теперь в нескольких шагах от калитки, глядел на очкарика. Очкарик дошёл до могилы, наклонился, выпрямился и крикнул:

– Вот они, на месте были, – и пошёл с ключами назад.

Горбатый двинулся ему навстречу, увлекая за собой Степана.

«Что-то он крутит, – думал Горбатый. – И весь расклад какой-то гнилой. Надо его мочить прямо тут, на кладбище. А то что-то тут не то. И этого старого п****а тоже мочить. Он всё равно не сядет в машину, не драться же с ним на стоянке, там людей полно. Ещё менты приедут. А человек сказал: если привезти не получится – мочить. Всё один к одному». Горбатый нащупал в кармане заточку.

Он дважды в жизни замочил. Но не на деле. Первый раз по малолетке в драке. Второй раз на танцах в Геленджике. Оба раза сошло.

Очкарик приближался, весь какой-то зашуганный. Подойдя ближе, он протянул Горбатому ключи.

Тут в голове у Горбатого вдруг ярко вспыхнуло понимание, что это ловушка. Потому что очкарик ведь тогда, первый раз, к могиле вообще не подходил, он бы не успел. Он только сейчас первый раз подошёл. А откуда он знал, что там ключи?

Горбатый хотел сразу ударить его. Но руку с заточкой кто-то заблокировал в кармане. Кто-то неслышно подошедший сзади. Не Степан, кто-то третий. А очкарик, протягивая ключи, вдруг поднял кисть руки к самому лицу Горбатого и всадил ему ключ в ноздрю, причём как-то сразу очень глубоко. От боли у Горбатого потемнело в глазах. Очкарик потянул его на себя, и Горбатый послушно сделал несколько шагов. Он был полностью во власти этого очкарика и пошёл бы за ним куда угодно, нестерпимая боль полностью отключила какую бы то ни было волю к сопротивлению.

Больше Горбатый ничего не помнил.