Александр Слепаков - Вся история Фролова, советского вампира

А парторг с фельдшером, как только военные уехали, сразу пошли к фельдшеру в хату. Там в холодильнике стоял самогон, о котором знать парторгу не полагалось. Но сейчас было не до приличий. Фельдшер быстро разлил по стаканам. Выпили, не чокаясь, как на поминках. Но фельдшеру пошло не в то горло. А парторгу вспомнился запах. Они оба кинулись из хаты на двор. И когда они уже были на дворе, хорошо, что военные их не видели. Военным бы это не понравилось.

Елизавета Петровна вообще не любила военных. Гимнастёрки и портупеи, фуражки и сапоги, всё это вызывало у неё чувство тоски и неопределённости. Она хорошо помнила войну, и стрельбу, и перепаханную землю, и исковерканные тела с вырванными внутренностями. И её дом в центре всего этого, нетронутый, как заколдованный. Она, конечно, не называла это состояние неопределённостью, она бы скорее сказала – хрен его знает, что будет. Но ведь это и есть неопределённость в чистом виде.

Советский Союз считался страной людей, уверенных в завтрашнем дне. Это, по-моему, вообще фигня какая-то. Ведь уверенность в завтрашнем дне – типичнейший фатализм. Ведь и приговорённый к смерти, и неизлечимо больной тоже уверены в завтрашнем дне. А попробуй сказать, что СССР – страна фаталистов, тебя растопчут. Скажут, ты сам – фаталист, сволочь и буржуазный придурок. Скорее СССР был страной людей, неточно выражающих словами свои мысли. И часто поэтому говорящих не то, что хотели сказать.

Елизавета Петровна не любила военных в принципе, но этот ей особенно не понравился. Тамара хорошо сделала, что предупредила. Позвонила фельдшеру, фельдшер пришёл за Елизаветой Петровной, не поленился. Пришлось идти с ним, заказывать Ростов. Тамара ждала у телефона, смотри, говорит, знакомый звонил, спрашивал, кто в селе может помочь, подсказать. Елизавета Петровна догадалась, от кого и что подсказать. Пригласила, мол, давай его ко мне, приму как родного.

Рыжий полковник приехал вроде как по поводу ноги, будь она неладна. Парторг его при библиотеке поселил, в комнате для гостей. Звал на ужин с выпивкой, но полковник отказался. И, когда стемнело, полковник постучался в калитку Елизаветы Петровны. Она сразу его впустила. Не то что Жору и Гену, которых мурыжила, считай, неделю. Сразу. И, как чувствовала, этот хотел того же, что они. Но те были ещё туда-сюда, более или менее. Они знали, чего хотели, не боялись, понимали, куда лезут. А этот выпячивал грудь, но особой бодрости в глазах его Елизавета Петровна не разглядела.

Ну хорошо, хочешь вампира, будет тебе вампир. Фельдшер тебе подозрительным показался? Ладно. Пускай будет фельдшер. Хотя он и тянет только на мелкого упыря. Он ещё не спит, можно прямо сейчас и пойти.

Фельдшер, конечно, тут же и обомлел, когда увидел в дверях рыжего полковника. Слава богу, с ним Елизавета Петровна. Баба злая, но своя. При ней полковник особенно не того будет. А чего – не того, фельдшер сам не понимал. Но… позвал в хату. Рыжий полковник не знал, с чего начать. Помогла опять Елизавета Петровна.

– Товарищ полковник интересуется, – сказала она, – как простой народ живёт. Какая у него мебель, как питается? Что пьёт?

Она кивнула на холодильник. Фельдшер разозлился. В холодильнике по-прежнему стоял самогон, показывать его чужому полковнику – это глупость. Во-первых, самогон варить, а следовательно, и приобретать, и держать в холодильнике запрещено законом. Во-вторых, сам фельдшер принадлежит к сельской интеллигенции, и с него спрос вдвойне. А в-третьих, человек расследует убийство. Зачем ему, например, смотреть на этот самогон? Ведь это же подозрительно. Может же кто-то, у кого в холодильнике самогон, напиться этого самогона или, проще говоря, на**ениться и в таком состоянии убить человека? Ну может. И, например, самого человека закопать, а ногу вместе с ботинком бросить в озеро? Да запросто. А кто лучше ногу отрежет? Фельдшер или не фельдшер? То-то и оно, что фельдшер. Вот, а вы говорите – холодильник? Поэтому фельдшер стал между холодильником и гостями и довольно раздражённо переспросил:

– Что пьём?

И отрезал:

– А томатный сок!

Полковнику питьё томатного сока не понравилось. Слишком близкая ассоциация. Хорошо, что тут эта женщина, она в случае чего поможет, так Снегирёв сказал. Томатный сок – как вызывающе. А если он и вправду вампир? А похоже, что это так и есть. Тогда что? В заднем кармане брюк маленький парабеллум на всякий случай. Но стоит задача: с вампиром установить контакт, а не мочить. Да, может, его и нельзя мочить. Может, он не замачивается, как вампир. Но как-то надо посмотреть, что у него в холодильнике, а вдруг там кровь?

– Я и сам люблю томатный сок, с водкой очень хорошо, – миролюбиво заметил полковник, но фельдшера это миролюбие не успокоило. Тем более что полковник при этих словах сделал шаг к холодильнику. Елизавета Петровна достала папиросы, закурила, пустила дым, фельдшер сделал шаг назад, по-прежнему закрывая дорогу к холодильнику.

– Нету там томатного сока, – сказал фельдшер.

– А что есть? – спросил полковник уже без улыбки.

Елизавета Петровна курила, щурилась, наконец, сказала:

– Это не тот томатный сок, что вы подумали. Наш фельдшер любит это дело. Но не всем об этом говорит. Сами понимаете.

Ей казалось, что она сказала ясно, ясней не бывает. Ну любит человек выпить, что тут такого? Полковник же всё понял как раз наоборот. «Не тот томатный сок, что вы подумали». Неужели правда? Он в глубине души так надеялся, что нет. Что неправда. Конечно, интересно найти вампира. Настоящего вампира, чтобы у Снегирёва глаза мерцали, как стеклянные шарики. Но одно дело представлять себе этого вампира, и совсем другое – реально видеть его перед собой. Пистолет в заднем кармане брюк. Но пули в нём обычные, не серебряные. Не серебряные… А вампир злится. Женщина курит… Что, если это ловушка? А если и она?

Тут полковник сделал ещё один шаг к холодильнику. Его тело приобрело неуловимое сходство со сжатой пружиной. Причём эта пружина появилась и во взгляде его остановившихся глаз. Их взгляд остановился где-то над переносицей фельдшера. Как две точки лазерных прицелов.

Фельдшера осенило: полковник думает, что фельдшер всё знает про откушенную ногу, но не говорит. А на самом деле полковник-то и сам того… рыльце у него в пушку. Это его, полковника, и надо спрашивать и про ногу, и про самого крокодила. Он, гад, потому и расследует, чтоб другие не узнали. Чтоб концы в воду. И пришёл он сюда, чтобы убить фельдшера. Убить. И его, и Елизавету. Убить на х**, чтобы замести следы.

У фельдшера верхняя губа задрожала и задралась над верхними зубами.

«Так вот ты какой – вампир. Вот как трясёт тебя от жажды крови. Зубы у тебя на вид вполне обычные. Жёлтые от никотина. Чёрные от кариеса и не все. Но таящие в себе страшную силу. А ведьма курит как ни в чём не бывало. Сейчас ты покуришь».