Марго Генер - Частицы магии. Огонь

Посредник скомандовал:

– Молчать! Никаких шуток, я выстрелю в любого, кто посмеет противиться.

До цветка оставалось всего пара метров, всего шагнуть, протянуть руку.

Сердце зашлось в бешеном ритме, разнося по телу жидкий огонь, запертый в плотную оболочку Подмира.

– Давай, Агата, – приказал Посредник. – Достань нам точку сборки. Но не смей ее активировать. Иначе пристрелю тебя. И не сомневайся, что сделаю это.

Клаус переводил взгляд с меня на брата и обратно. Я снова видела борьбу в его глазах и не знала, что делать, если инквизиторы все же вынудят отдать им цветок.

Ян посмотрел на меня и проговорил:

– Агата, прошу тебя, не сопротивляйся. Просто дай ему, что просит, и все закончится.

– Да, – ухмыльнулся костюм. – Закончится. В этом можешь быть уверенна.

– Ты обещал не трогать ее и моего брата, – напомнил Ян хмурясь.

– Какая неожиданно трогательная забота, – усмехнулся посредник. – Может и обещал. Но все зависит от исхода. А теперь не тяните и делайте, что говорят.

Перед глазами пронеслись образы из детства, мама, заботливо готовящая пирог на Весеннее равноденствие, пастуший сын, даже верховный маг с Фералом. Картинки сменялись быстро, как, наверное, бывает, перед смертью. Слышала, перед этим жизнь проносится, как одна секунда. А в конце всей этой ленты почему-то возникло лицо Клауса с насмешливой улыбкой.

Я болезненно скривилась и произнесла, стараясь на него не глядеть:

– Вам нельзя пользоваться цветком вечности.

– Это не тебе решать, деточка, – зло бросил Посредник. – Когда у нас будет такой мощный источник энергии, мы сможем покорять другие планеты, строить там города. Что ты знаешь об этом? Человечеству уготована великая миссия, и не в твоих силах это остановить.

– Если подмирцы начнут расселяться по другим мирам, всему придет конец, – горько сказала я. – Я видела ваш мир. Он слишком плотный. И мысли ваши слишком плотные. Вам лучше оставаться здесь и попытаться исправить то, что уже сделали.

Щеки Посредника покраснели, ноздри раздулись, как у разъяренного буйвола, он проревел:

– Достань точку сборки!

– Нет, – спокойно ответила я.

– Нет? – переспросил он все больше краснея. – Тогда кто-нибудь из них это сделает. А ты не нужна.

Он прицелился. Губы растянулись в злобном оскале, я даже не успела сказать, что другие стихии не смогут пройти через столб раскаленной силы.

А потом все словно замедлилось.

Я просто стояла и смотрела, как его палец давит на рычаг, как срывается с места Лодин и толкает меня в сторону. А еще как Ян кидается на Посредника, пытается заломить ему руку, они борются, сцепившись так плотно, что даже просвета не видно.

Потом гремит выстрел.

Мир совсем замирает, а когда снова начинает двигаться, Ян медленно сползает на землю, держась за бок.

Гремит второй выстрел, и Посредника откидывает назад. Он падает, раскинув руки и больше не двигается. Когда повернулась и увидела Клауса с пистолетом, из которого исходит легкий дымок, время снова пришло в норму.

Клаус бросился к Яну. Тот упал навзничь и слабой рукой зажимает бок, на футболке растекается мокрое пятно.

– Ян, Ян, – заговорил Клаус, обхватив голову брата и заглядывая в глаза. – Какой же ты идиот, Ян. Ты живой? Ян? Ты всегда был идиот. Ян?

Пластинчатый зашевелил губами, голос прозвучал слабо.

– Я… тебя… ненавижу…

– Знаю, знаю, – быстро проговорил Клаус, зажимая рану, но пластинчатый бледнеет на глазах. – Я тебя тоже. Только не помирай, ладно? Ты меня слышишь? Не засыпай!

Ян прохрипел еще тише:

– Агата… Я… говорил… В этой истории я хороший парень…

– Конечно хороший, – тараторил Клаус, все сильнее надавливая на рану. – Самый хороший. Ян, какой ты дурак… Ян держись, не умирай.

– Агата… Цела? – едва слышно спросил пластинчатый.

Клаус судорожно закивал.

– Да-да, все целы. Все живы. И ты будешь жив. Ты будешь жив. Нельзя умирать по два раза за день. Слышишь? Слышишь меня?

Пластинчатый повернул голову и посмотрел на брата из полуопущенных век.

– Клаус… – прошептал он бледнеющими губами.

Потом Ян замолчал. Реальность накрыла ледяной волной, внутри все упало, хотела броситься к ним, помочь. Сделать хоть что-нибудь. Человек, подмирец, который казался последним оплотом предательства за секунду переменился и бросился под пулю, чтобы защитить меня. Я вдруг поняла, что Клаус всегда видел в брате только хорошее, несмотря на все разногласия.

Я сделала шаг к ним, намереваясь сделать все, что в моих силах, но локоть сжали прохладные пальцы.

Когда оглянулась и подняла затравленный взгляд на Лодина, тот произнес:

– Цветок, Агата. Это не наш мир, не наша боль.

– Тогда почему я ее чувствую? – прошептала я, ощущая, как рыдания сдавили горло.

Лодин повторил:

– Цветок. Ты должна.

– Я всегда кому-то что-то должна, – произнесла я бесцветным голосом.

Что-то острое и страшное разрывало грудь. Если бы во мне взорвался вулкан, не испытала бы и части того, что убивало меня вместе с тем, как этого подмирского предателя покидала жизнь.

Стараясь не смотреть на Клауса, не слушать, как он просит брата не умирать, потерпеть, дождаться помощи, я шагнула через в силовой столб. Тело охватила легкость и невесомость, какая бывает лишь, когда воспламенюсь. Если бы не боль, разрывающая душу на части, могла бы обрадоваться. Но сейчас даже горящая, как смоляной факел кожа, только заставила катиться лаву из глаз.

Я протянула руку к цветку, тот опустился в ладонь, легонько покалывая пальцы. Когда вышла из силового столба, голова Яна запрокинулась, но Клаус все еще надавливает на рану, пытаясь остановить кровотечение.

– Он умер? – выдавила я.

– Нет, – дрожащим голосом проговорил Клаус. – Еще нет…

Подошел Лодин. Дайне и Гленне приближаться к подмирцам он тоже не разрешил, несмотря на то, что они были местными. Велел оставить их наедине с горем, и не мешать творить подмирскую магию, если она может помочь.

Но она не помогала. Я видела, что не помогала. Даже Фил не стал мешать Клаусу проститься с братом и сидит у зарослей рогоза, поджав ноги.

– Положите руки на цветок, – приказал Лодин неожиданно властно и серьезно.

Гленна и Дайна подчинились, а я пару секунд ждала знака свыше, знамения, чего угодно, что могло бы изменить ход вещей, подарить надежду.

– Агата? – произнес Лодин.

Я судорожно вздохнула, бросив исполненный боли взгляд на подмирцев, накрыла второй ладонью цветок.

Поднялся ветер. Мощный, свирепый, какой бывает суровыми зимними вечерами. Волосы Лодина поднялись, заветрелись ураганом, глаза потемнели, а через секунду нас, как пушинок, подняло над землей.

Когда опустила взгляд, вместо травы увидела окно, в котором блестит стеклянный пол, мерцают сиреневые кристаллы, а посреди зала Фарбус задрал голову и смотрит на нас.