Наталья Андреева - Любовь.ru

— Ему плохо? — удивилась Люба.

— Ему-то как раз уже хорошо, — мрачно по­шутил капитан Самохвалов. — Лучше, чем нам всем. Он умер.

— Как это умер?!

— Очень просто. От инфаркта. Ты выводы-то поспешные не делай. Все чисто, я проверил. Самый что ни на есть инфаркт, никакого, кри­минала. А плохо его жене, Варваре Антоновне Сосновской.

— А когда он умер? —- осторожно спросила Люба.

— Тебя интересует, было это до убийства Михаила Стрельцова или после? После. И по­сле того как убили твоего... Ну, в общем, ты по­няла.

— Я нормально, — через силу сказала Лю­ба. — Мы весь день с Люськой по магазинам ез­дили. У нее же свадьба скоро.

— Весело живешь, — не удержался Стае. — А у меня вот похороны. Короче, ты сможешь с ней поговорить? С Сосновской? Как врач-психолог?

— Я попробую.

— Пожалуй, я за тобой заеду. Не надо тебе одной из дома выходить.

— Что нового известно о Градове?

— Пока ничего. Жди. Еду.

А трубку он все равно сразу не положил. Тра­диция, что ж тут поделать? Люба улыбнулась, подержав ее, еще теплую, с минуту в руке, по­ложила первой и стала собираться.

Стае приехал уже через полчаса, с порога бросил:

— Ты готова? Молодец. Они недалеко живут, эти господа Сосновские.

— Все-таки что случилось? — спросила Люба в машине. — И почему ты снова на машине? Раз­ве папа ее еще не забрал?

— Пожертвовал. На неделю. Вообще-то у ме­ня классный папа. Понимающий.

— Тебе повезло. У меня не было вообще ни­какого.

— Да? Ну извини. — Он заговорил бодро и быстро, стараясь настроить ее на нужный лад еще до того, как они приедут в квартиру Сосновских. — Понимаешь, эта женщина, Варвара Ан­тоновна, оказывается, из очень интеллигентной семьи: солидный крут знакомств, традиции, связи. С Василием Георгиевичем Сосновским ее в свое время, что называется, сговорили. Брак, выгодный обеим сторонам. Она хорошо воспитана, он тоже не чужд классической музыке и пасьянсам от скуки по вечерам. И, между прочим, уже был без пяти минут доктор наук в тридцать-то с небольшим лет. А папа невесты как раз в президиумах заседал.

— В каких еще президиумах?

— В тех самых. На собраниях, где защищают диссертации.

— На собраниях. Ха-ха! Стае обиженно засопел:

— Ты будешь слушать или нет?

— Буду. Продолжай.

— Короче, высокие стороны посовещались и решили, что разница в возрасте в тринадцать лет не столь существенна, и юная Варенька осчаст­ливила Василия, к тому времени уже Георгие­вича, согласием на брак. Очень уже его уважали и величали по имени-отчеству, несмотря на мо­лодые годы. И родилось у них двое детей. Сыну сейчас лет двадцать, дочери шестнадцать. И все было хорошо, просто отлично. В доме достаток, дети ни в чем отказа не знают, деды оказывают и моральную и материальную поддержку. Варвара Антоновна, тоже закончившая общими старани­ями медицинский институт, на хорошей работе в хорошем учреждении, Василий Георгиевич опе­рирует, оперирует, оперирует... Очень удачно оперирует, потому что среди его пациентов люди высокопоставленные и очень богатые. Но бук­вально за последние несколько месяцев от этой * идиллии остался только жалкий пшик. Сначала умер муж и отец, а потом выяснилось, что дети выросли слишком балованными и сейчас вовсе отпустили тормоза. Короче, дочь Василия Ге­оргиевича в клинике для наркоманов. Проходит курс реабилитации. А сын разговаривает с мате­рью сквозь зубы, и, судя по всему, у него большие проблемы. Сам же Сосновский внезапно умер от инфаркта. Это в пятьдесят три года! Бедная вдова не смогла сегодня со мной разговаривать. У нее через слово рыдания. Причем слез гораздо больше, чем слов.

— Как ты можешь, Стае! — возмутилась Люба.

— А что мне прикажешь делать?! Что?! Мне надо показания у нее взять! Я дело об убийстве должен раскрыть, ты понимаешь? О двух убий­ствах. А у меня вместо двух подозреваемых — два трупа. Что, списать на них и успокоиться? А не слишком ли это просто?

— Ты же был убежден, что Михаила Стрель­цова убил Олег, — усмехнулась Люба.

— Но я должен проверять все версии, — от­резал Стае. — Не забывай, что Полина Стрель­цова по-прежнему в тюрьме, и, чтобы ее осво­бодить, надо иметь веские доказательства невиновности.

— Ты думаешь, он откровенничал с женой? — тихо спросила Люба. — Сосновский?

— Не думаю. Но должна же быть какая-то зацепка? Пистолет, например? И потом, убийца хорошо стрелял? Ведь твоему мужу пулю зале­пили точнехонько в голову. И не слишком светло было, видимость — не фонтан. И машина, между прочим, двигалась по шоссе, а не стояла на месте. А если выяснится, что у Сосновского была звер­ская близорукость, и он в слона с двух метров по­пасть не мог? А если он хорошо стрелял, близкие должны об этом знать.

— Он мог нанять убийцу, — тихо сказала Люба.

— Умница. Но тогда мы должны выяснить, откуда Сосновский взял на такое дело деньги. Наемные убийцы — удовольствие дорогое. — По­сле паузы Стае примирительно сказал: — Люба, поговори с ней. Ты же врач-психолог. Может, она и разговорится. Все, приехали. Сейчас припаркуюсь как следует. Это же ценность! — Он ласково погладил руль стареньких «Жигулей».

Люба поднималась в квартиру Сосновских с бьющимся сердцем: вдруг и здесь ее ждут какие-нибудь сюрпризы? Варвара Антоновна была дома одна. Выглядела она гораздо стар­ше своих сорока, может быть, потому что бы­ла очень старомодно одета. Длинное траурное платье и брошь из тусклой пожелтевшей от времени слоновой кости, которой был заколот его ворот, напомнили Любе о старинных сунду­ках со старыми, слежавшимися нарядами. Да и сама квартира Сосновских напоминала старый сундук с плотно закрытой крышкой. Темнота, спертый воздух, запах лаванды и валериановых капель. Сюда, в этот сундук, сложили и заперли не наряды, а воспоминания о покойном Василии Георгиевиче и неизвестно куда исчезнувшем счастье.

— Вы? Снова? — удивилась, увидев на пороге Самохвалова, Варвара Антоновна равнодушно оставила входную дверь открытой и прошла впе­ред, в гостиную, сжимая пальцами ворот платья, словно скалывавшей его броши было мало.

— Варвара Антоновна, я привез вам врача, — идя следом за ней, сказал Стае.

— Врача? Какого врача? Я здорова.

Она опустилась в одно из кресел: спина пря­мая, шея стиснута воротом платья, словно же­лезным обручем, на котором тяжелым замком висит старинная брошь. Люба вошла, останови­лась в растерянности. Что делать?

— Это Любовь Александровна Петрова. Врач-психолог.

— Вы сказали врач. Василий тоже был вра­чом. Хирургом. Я не понимаю, за что? За что?

Варвара Антоновна глухо зарыдала, а Стае беспомощно посмотрел на Любу. Она придвинула один из стульев поближе к креслу.

— Варвара Антоновна, послушайте меня. Да­вайте успокоимся. — Взяла ее руку, стала счи­тать пульс. — Скажите, вы пьете успокаивающие лекарства?