Марина Эльденберт - Хроники Бастарда: Ив.

Прислонившись к ближайшей стене она сделала несколько глубоких вдохов перед тем, как продолжить свой путь. Завернула за угол и буквально споткнулась об Изабель. Она прошла дальше всех. Красивые черты исказила гримаса боли, щедро приправленной злобой раненого зверя. Рядом с ней валялась стрела, которую она сама вырвала из груди. Окровавленный наконечник поблескивал в пламени факелов.

— Чертовы… твари… — прохрипела итальянка.

— Ив! — она успела только обернуться на голос Томы, вздохнуть с облегчением — он жив, а в следующий момент уловила быстрое движение за спиной.

Два выстрела, один за другим. Первый отшвырнул назад Изабель, готовую вцепиться ей в горло, второй болью обжег висок.

— Не стрелять!

Она почувствовала, как по шее заструилась теплая липкая жидкость и снова падала. Падение, бесконечное падение вновь и вновь. Ив надеялась только на то, что это будет последним. Сквозь застилающую глаза темноту слышался голос Томы, поблизости мелькал свет, доносились чьи-то взволнованные крики. Ив почувствовала, что ее куда-то несут. Тома сжимал её руку в своей, он был рядом, но все же сейчас, в эти минуты она желала услышать голос Ригана. Хотя бы один-единственный, последний раз. Пусть даже прочитать насмешку в его голосе, все равно, пусть… Но Ригана не было рядом, и некому было сказать: «Я с тобой, котенок».

Ив потеряла сознание, так и не дождавшись.

Он смотрел на могилу с её именем. Смотрел и не мог поверить. Губы кривились в злой недоверчивой усмешке, как если бы Риган только что услышал, что это чья-то долбаная шутка. После той ночи, когда отчим Ив благополучно сплавил его в Орден, он на своей шкуре узнал и об их методах расспросов и о том, что фанатизм и идиотизм — извращенные близнецы, которые идут рука об руку.

Они считали, что Риган привел за собой хвост измененных к их чертову местовырождению смертельного металла. На самом деле его привел Джордж Уилсон, но у него оказалось отменное алиби: он человек, мертв, и к тому же убит измененным. Риган не знал ни о том, что произошло в лагере, ни о том, что стало с Ив. До того самого дня, когда сверху пришел приказ перевезти его из филиала Афин в Европу «со всеми личными вещами». Под последним подразумевался амулет, который якобы потребовался кому-то в Центре. Разумеется, его не довезли.

Провалявшись около суток в горячке — за несколько дней допроса в него влили столько выжигающего внутренности измененных яда, который вкупе с изобретательными пытками дали свой эффект, Риган все-таки пошел на поправку. Благодаря питательным завтраку, обеду и ужину, которые ему поставляла Кло. Она же рассказала ему обо всем, в том числе и о том, что Ив погибла, и что её тело будет перевезено в Женвилье. Дюпон настоял на том, чтобы похоронить её вместе с отцом. Риган с радостью похоронил бы и его, только не в каком-то определенном месте, а разорвав на части и разбросав по всей округе, только воспоминания о ней останавливали его от этого шага.

Он хорошо запомнил промозглую осень, когда впервые за несколько месяцев ступил на родные земли, узнал о смерти Бланш и пришел на её могилу. Вечер, когда он распрощался с рассудком для того, чтобы совершить непоправимое. Тот чертов октябрь как нельзя лучше подходил для страшной новости и его безумной скорби — сначала на сырой земле кладбища под Ньюкаслом, а потом к кровавой расправе в родовом гнезде.

В июне, в самый разгар цветения полыхающей всеми красками жизни, когда природа раскрывалась на полную, казалось невозможным представить, что где-то на этой земле существует смерть, и что она пришла за Ив. Он не смог её защитить. Не успел. Проявил слабость, потому что Тома был её отчимом и был ей дорог. Надо было сразу свернуть ему шею и увезти Ив из долбаного лагеря. Вместо этого он подставился сам и позволил ей умереть.

Риган чувствовал, что смерть впервые за долгое время снова заглянула на огонек к нему, и её холодные костлявые ручищи шевелились где-то в районе сердца, выжимая из него остатки того, что он называл жизнью. Теплая летняя ночь благоухала ароматами свежести и цветов, и подобные ощущения представлялись кощунством и издевательством над самой природой мира, надо всем сущим. На сей раз ему не хотелось омыть руки в чужой крови, слышать предсмертные стоны и мольбы, только чтобы укрыться от собственной боли на несколько часов. Риган хотел прочувствовать её всю: от начала и до конца, ощутить в полной мере, потому что понимал, что иначе, затаившись под сердцем, она сведет его с ума.

Он вспоминал, как пришел в себя в Ордене, от весьма ярких неприятных ощущений: плечо пронзил стальной прут, смазанный раствором, от запаха которого его немедленно замутило. Желудок сжался в попытках исторгнуть внутренности, спазм прошел по пищеводу, и он сжал зубы, чтобы удержать стон. Боль пульсировала в плече, растекаясь по руке, и игнорировать её не было никакой возможности. В глаза ударил яркий свет, Риган даже не успел разглядеть лица находившихся с ним в помещении.

Ослабленный вынужденный диетой он чувствовал себя на грани. Зверь внутри рвался на волю, но чтобы обрести свободу и расправиться со своими мучителями, у него не хватало сил. Запястья зажали в кандалах, сомкнувшихся тисками и обжигающих кожу подобно раскаленному железу, тело растянули вдоль стены. Штаны оставили, и на том спасибо. Сама ситуация поразительно напоминала первую встречу с Ильгой, и Риган горько усмехнулся собственным мыслям. Не только Ив не сумел защитить, но и себя.

Второй раз он открывал глаза осторожнее. Их было двое, и видел он их впервые. Они смотрели на него так, будто Риган был воплощением абсолютного зла, но ему было наплевать.

— Дюпон вывез оттуда Эву Ламбер? — спросил он.

Он все-таки надеялся получить ответ, но получил по морде. Вот так последние зачатки наивности подыхают в зародыше и окровавленными эмбрионами выкидышей вываливаются из измученного сознания. Риган прищурился, глядя на артерию мучителя, и тот невольно отступил на несколько шагов. Приятно было почувствовать его страх, щедро приправленный ненавистью и злобой. Он не мог даже на этом сосредоточиться, все мысли сходились на Ив.

— Тебя наверняка порадует, — издевательски произнес второй, — что не всех ваших убили быстро. Боимся, надолго тебя не хватит, а нам столько всего надо узнать…

Все эти дни в Ордене он держался только благодаря ей. Жил от допроса до допроса в полубессознательном бреду, и когда услышал от Кло, что её больше нет, отказался верить. Он и сейчас не верил, потому что не могла эта планета продолжать вращаться, а Луна равнодушно заливать светом поля и город, где не так давно они были вместе, где звучал её смех и он сходил с ума от ощущения её близости.