Галина Чередий - Крылья мглы [СИ]

— Ро, ты меня слушаешь? — повысила голос Илэш, которая и правда что-то все это время говорила.

— Не совсем, — честно признался ликтор, лишь вскользь отмечая непривычную нервозность Красной и высоковатые нотки в ее голосе.

— Я сказала, что после долгой беседы с Верховным поняла, что мы все: твои друзья, твоя тесора — вели себя легкомысленно и эгоистично. А я больше всех, — как-то неприятно зачастила женщина. — Поставила свое сластолюбие и желание иметь свободу выбора и дурацкий поиск лучшего над долгом, что для нас превыше всего.

— Какого черта это значит, Илэш? — спросил Крорр, раздосадованный ее вмешательством в ход его размышлений, и снова сел, пережидая спазмы и головокружение. — Мне нужно увидеть Войт.

— Ро. Да сосредоточься же ты. Я тут пытаюсь донести до тебя, что была абсолютно не права, отказавшись от перспективы нашего совместного будущего. Ты с самого начала знал, как поступить правильнее, а я ошибалась, увлекшись ложными потаканиями своей чувственности. Верховный прав в том, что будь мы крепкой парой, истинными друзьями, партнерами и сослуживцами, то ты так легко не поддался бы влиянию Войт. И я бы не заблуждалась на ее счет и не подталкивала тебя к сближению.

— Слушай, Илэш, я сейчас реально не способен понять, к чему ты все это ведешь, да и не важно. Мне необходимо поговорить с Летисией. Я должен получить свои ответы и рассмотреть самостоятельно в ней то, в чем ее обвиняют.

— Я тебе говорю о том, что нам следует подумать о создании семьи, как ты всегда и хотел, а ты рвешься к Войт? — Красная гневно уставилась ему в лицо, но Бронзовому сейчас было плевать. И даже на то, что за завесой гнева в ее глазах таилось нечто очень напоминающее страх. Ощущение утекающего безвозвратно времени неожиданно накрыло его, буквально толкая в спину, и, медленно поднявшись, он поплелся к двери.

— Да что же ты творишь, ненормальный, — женщина вцепилась в его локоть и потянула обратно, взбешенно шипя. — Ну куда тебя несет. Ты точно еще не в себе, не слышишь и не понимаешь меня. Неужели она повредила твой разум глубже, чем мы предположили?

Бороться с Илэш у него еще не было достаточно сил, и ей почти удалось дотянуть его обратно к постели, когда снаружи донесся вой тревожной сирены.

Ликторы недоуменно переглянулись, и Красная стремительно вылетела в коридор, где раздался топот тяжелых ботинок, оставив дверь открытой.

— Что происходит? — крикнула она кому-то.

— Мятеж. Эти проклятые криминальные отбросы взбунтовались и умудрились угнать воздушный транспорт.

Мои надежды на передышку от жестокого внимания Верховного не оправдались. После недолгого момента тишины и темноты снова зажегся нестерпимо яркий свет, полностью спрятаться от которого было нереально, даже плотно зажмурившись, и врубилась оглушительно громкая музыка. Впрочем, назвать это действительно музыкой было преувеличением. Дикая какофония из то визгливых, то рычащих голосов, нестройные завывания духовых инструментов с непрерывно скачущей интенсивностью, постоянно сменяющийся ритм ударных — приспособиться к этому адскому концерту или хотя бы абстрагироваться было невозможно. Оставалось только сжать зубы и терпеть. Я буквально возблагодарила все высшие силы, когда эта акустическая атака прекратилась так же внезапно, как и началась. Безмолвие и тьма воспринимались теперь настоящим благословением. Зато вернулись муки голода и жажды, но я приказала себе немедленно заснуть, чтобы отстраниться и от них. Как бы не так. Только я достигла состояния легкой дремы, сеанс психологической пытки шумом и светом повторился. А затем снова и снова. В какой-то момент я уже не могла вспомнить, сколько раз проходила по кругу это сволочное испытание. Дошло до того, что тишина превратилась в такое же издевательство, как и чокнутый грохот, потому что я только и делала в ней, что ждала начала нового витка мучений. Где-то сто лет и миллион повторений спустя опять явился Белый. Я аж чуть не зарыдала от того, каким облегчением показался его мерзкий голос. Он мог быть самым ненавистным мне существом сейчас на всем свете, но его допрос давал передышку. И почему я думала, что физические страдания — это худшее, что может случиться с человеком? Несмотря на то, что говорить с этой крылатой белесой поганью мне было не о чем, я сама осмысленно затягивала наши препирательства. На данный момент ресурсов моего порядком опустевшего мозга еще хватало на связные ответы на его совершенно бессмысленные для меня вопросы, но вот язвить и гордо становиться в позу — нет. Зато воздействие убойной химии и магразрядов чувствовалось в разы слабее. То есть я ощущала, как каждая известная и неизвестная в собственном теле мышца заходится в агонии, конвульсивно сжимаясь, вплоть до шевеления ушей, но импульс боли будто застревал где-то на подходе к уставшему разуму, и это явно было не тем эффектом, на какой рассчитывал Верховный. Так что и этот сеанс нашего с ним милого общения я решила считать законченным в мою пользу, зайдясь в полоумном смехе, когда он сдался и свалил. Дальнейшее чередование света-грома-мрака-пыток-допросов слилось в некую линию непрерывного движения в никуда, словно и без моего участия вовсе. На вопросы отвечала уже чисто механически, и если и была в моей голове интересовавшая моего экзекутора информация, то он ее наверняка получил, верно выстраивая тактику допроса. В любом случае я сама уже достигла состояния всепоглощающей апатии, потеряв счет времени, количеству смены циклов издевательств и, к счастью, утратив способность испытывать жажду или голод. Короче, еще немного — и быть мне в полнейшей нирване, что само по себе вдруг рисовалось необычайно привлекательной перспективой.

Поэтому, когда в потолке над моей клеткой открылся небольшой люк и оттуда с металлическим дребезжанием и жужжанием стало опускаться нечто очень напоминающее перевернутый вверх ногами столб в залах Одаривания, из которого всегда и вырывались потоки той дряни, что косила кадетов, я никак не прореагировала. Продолжала лежать на полу и безучастно наблюдать за процессом, даже не ожидая того, что случится дальше. Было глубочайше на это плевать. Мелькнул отблеск мысли, что как-то быстро я сдалась, а ведь мнила всегда себя питбулем, наделенным дед-геймом, толкающим драться до смерти, но так же стремительно и легко она меня и покинула. Не с чем тут сражаться. И я вовсе не признаю себя побежденной и сломленной. Будем считать — силы экономлю. Сейчас я не питбуль, а… ну скажем, умная рептилия, дремлющая, пережидая плохие времена. Точно.

Задержав взгляд на разноцветном наконечнике столба, я и не сразу засекла суету за толстым стеклом. Вспышки и глухое хлесткое бум-бум-бум, их сопровождающее. Моргнула раз, другой, и вдруг всю слабость и отстраненность как рукой сняло. Вскочила, покачнувшись и загремев цепями, и до рези в глазах впилась в почти полный мрак за перегородкой. Очередная серия вспышек, дробный перестук, и неожиданно в прозрачную поверхность с той стороны влетело крупное тело с широко распахнутыми крыльями, медленно сползло на пол, оставляя темный след на стекле. Черт возьми, не нужно обладать большим умом, чтобы понять: там идет сражение и, судя по всему, не в пользу ликторов. Прилив возбуждения был таким мощным, что я чуть не начала бросаться на острейшие прутья клетки. Кем бы вы там ни являлись, загадочные агрессоры, но не бросьте меня тут как есть за ради всего святого, что у вас есть. Враг моего врага — мой друг, и все такое прочее. Просто дайте возможность выйти из этой западни, и большего мне и не нужно.