Екатерина Смолина - Яд для демона

— Я не хочу, нанэри… Не хочу больше связываться с мужчинами. Даже для поддержания дара…

— Всего одна ночь хотя бы в месяц, Сарнай. Это же не сложно.

— Не хочу.

Она тяжело вздохнула.

— Ты потеряешь свой дар и погибнешь, девочка. Тебе нужна энергия…

— Пусть. Зато я успею сделать что-то для себя, не опасаясь ни чьих взглядов или жестов. Я хочу быть счастлива, Савинар. Хоть немного.

Ей нечего было мне возразить. Я осталась. За несколько недель, проведённых здесь, я узнала, что на храм неоднократно нападали. Только совместные молитвы не дали проникнуть в храм ни демонам, ни рарванам. Они оказались бессильны, — вот почему охотились на меня!

Я вновь упражнялась с мечом, делая гораздо большие успехи, чем прежде. Не ленилась помогать в храме. Но больше всего мне нравилось ухаживать за садиком, а по вечерам, после молитв Афресии, ужина, душа и отбоя, — рисовать угольками на бумаге. Рисовала бездумно, но странные картины. Словно на бумаге выплёскивалась часть меня. Зато они несли успокоение.

Женская ладонь, осторожно сжатая в мужской. Много разных змеек. Оскалы громадной собачьей пасти и длинные косы позади крепких мужских торсов, шипастого демона с глазами без зрачков. А ещё я уже который вечер усердно вырисовывала красивейшую саблю на фоне держащего её мужчины нечеловеческих пропорций.

Причём, сабля нарисовалась быстро, словно сама собой, а вот лицо никак не получалось. То нос не тот, то губам чего-то не хватает, то волосы не так лежат. Шипы на теле и то, как живые получились, и броня, словно приросшая к телу. Я пыталась рисовать его отдельно, и выходило с каждым разом всё лучше. Но всё равно не то.

— Сарнай, ты спишь, дитя моё? — постучались в дверь.

Я улыбнулась, узнав голос Савинар.

— Нет, нанэри, входите!

Она приходила ко мне иногда по вечерам. Её разговоры лечили и утешали куда лучше сонных капель. Спать не хотелось: кому охота вновь смотреть всю ночь отборные кошмары?

— Опять рисуешь? — улыбнулась она, обнаруживая милые ямочки на щёчках.

— Не получается, — пожаловалась.

Она присела ко мне на узкую постель и заглянула через плечо.

— Ты слишком придираешься. Мне нравится.

С грустью я покачала головой.

— Нанэри, а кого рисуете Вы?..

Она печально улыбнулась.

— С чего ты взяла, что я тоже рисую? А, впрочем, — вздохнула. — Если бы я умела, то тоже рисовала бы свою боль и радость. Думаешь, мне нечего вспомнить, кроме этого храма? — обняла. — Все мы прожили что — то очень важное для себя. То, что сделало нас сильнее и мудрее. И все, рано или поздно, возвращаются в храм для того, чтобы навсегда отказаться от большого мира. И мы никому не отказываем, Афресия всегда мне подсказывает, какую из её дочерей мне следует вернуть, — как тебя, например. И она ни — ко — гда не ошибалась!

— Нанэри Савинар, скажите, неужели все дочери Афресии обречены на страдание?

Нанэри вздохнула, задумавшись. Интересно, а как она стала настоятельницей, и почему её связь с Афресией намного крепче любой из послушниц?

— Не все, Сарнаюшка. Но каждая из нас появляется на свет для определённой цели. Эрегиний ведь на самом деле намного больше чем пять-шесть послушниц, которых ты видишь здесь. Просто наш дар проявляется лишь у тех, кто действительно силен духом и способен совладать со своей силой. Ты совершила переворот в стране, и в этом было твоё предназначение…

Я нахмурилась, сжав в руке уголёк.

— Глупости. В который раз — глупости. Как может женщина, не способная толком дать отпор похоти мужчины, совершить переворот? Я просто сделала то, что должна была. Все это сделали.

Нанэри грустно улыбнулась, пробормотав, что Афресия излишне бережёт порой своих дочерей.

— Завтра поможешь мне в саду? Нужно собрать поспевшие ягоды и фрукты. Сад большой, а многие девочки, как назло, собрались навестить родню. Пропадёт ведь урожай…

— Я сегодня уже собрала три корзины, но там…

Мы переглянулись с нанэри понимающими взглядами. Части урожая суждено было погибнуть, но это ещё не значило, что за него не нужно бороться!

Спустя ещё месяц делать стало абсолютно нечего. Часть урожая пришлось пустить на удобрение на следующий год. На кухне приходящие девушки из людей с утра до ночи варили компоты, варенья, солили, тушили впрок… Хотела было приготовить что-нибудь вкусненькое, но оказалось, что для меня там места нет.

Необъяснимая тоска, словно отодвинутая в сторону благодаря ежедневным простым заботам, вернулась сторицей. Начала кружиться голова, стража стало всё сложнее успокаивать. После той истории Нага стала иной, и, пожалуй, самой сильной среди всех. Девочки завидовали, а я часами могла просидеть у себя, мучаясь от приступов острой боли и успокаивая строптивого стража.

Но сегодня было немного лучше. Гуляя по саду, я нашла необычное семечко. Пузатое, начавшее прорастать, оно показалось мне брошенным ребёнком на дороге жизни. Надо посадить, — решила я и отправилась к цветнику. Там, совсем недавно я подготавливала почву для растений, хотела пересадить кусты роз.

Ничего, одному семечку тесно не будет. Пусть растёт. Пересадить никогда не поздно.

— Зачем ты приехал? Разве я не просила оставить её в покое?

— Тётя, а разве храм Афресии сегодня не открыт для всех желающих?

Савинар поджала губы. Мальчишка! Если бы только сестра дожила до того времени, когда её сына придётся останавливать от таких трагических поступков.

— Не трогай её, Ран. — Тихо попросила. — Она много выстрадала за всех. Неужели у тебя нет сердца?

Высокий мужчина, сокрытый капюшоном от плаща, вздохнул и сделал пару шагов.

— Моё сердце с ней.

— Разве ты не разорвал связь?!

— Я сделал это ещё когда был в плену. Был уверен, что не выживу и не хотел тащить её следом за собой.

Неловкое молчание повисло под сводами исповедальни. Каждый думал о своем за резной деревянной решёткой.

— Савинар, ты ведь тоже любила… Почему я не могу узнать, что произошло?

— Что бы ни произошло, это её решение, и ты не имеешь права снова рвать ей сердце! Девочки сюда так просто не возвращаются, понимаешь? Если Сарнай решила вернуться в храм, значит, для этого были свои причины. И, как мужчина, ты обязан уважать её решение!

— Тётя… — вздохнул тяжело. — Мне нужно её хотя бы увидеть! Я не стану подходить, обещаю. Просто посмотрю издалека.

Настоятельница храма эрегиний, нанэри Савинар молча встала и вышла, так ни слова и не обронив. Запретить она не могла, но и разрешить язык не повернулся.

Он не стал долго ждать. Скоро вечер, и все немногочисленные послушницы вскоре убегут на ужин. Тётка обмолвилась, что Сарнай любит рисовать и копаться в земле. Значит, или у себя, или саду.

Среди фигурок, копошащихся над растениями, было просто невозможно кого-то узнать. В бледно-жёлтых накидках, целомудренно скрывающих капюшоном большую часть лица женщин, они все были похожи на птенцов.