Галина Чередий - Оригинал

— Вон! — рявкнул деспот, обрывая заносчивую речь Остадара, звучащую сейчас для меня как противный скрип пенопласта по стеклу, мешающий полностью сосредоточиться на чувстве предательства и разочарования, капля за каплей превращающих мою кровь в едкую отраву.

— Все, что я прошу, это хотя бы кровь обеих: и голема, и оригинала! — продолжал настаивать где-то на заднем плане колдун, в то время как для меня не существовало почти ничего, кроме давящего, испытывающего взгляда Грегордиана.

— Вон! — деспот повторил это тихо, но с такой свирепостью, что больше споров не последовало.

Алево и Остадар покинули покои деспота, о чем-то тихо, но гневно переругиваясь.

— Ты не имеешь права! — я все еще пыталась сдержаться, прикладывая огромные усилия для того, чтобы управлять свои голосом.

— Имею, если жертвую тем же, что требую от тебя, — отрезал деспот. — Если мой наследник не может родиться от тебя, Эдна, то и ни от кого.

Все равно… Это должно было быть собственное мое решение, а не твое принуждение.

— Тогда просто прими это решение сейчас, и оно перестанет быть насилием. Хотя не буду лгать — я бы предпочел, чтобы ты вообще ни о чем не знала.

Слова Грегордиана будто резали меня изнутри своей чрезмерной откровенностью и честной жестокостью. Ослепительно вспыхнувшая обида померкла, оставляя лишь горечь от беспощадного осознания, что как бы ни повернулось, в нашей с ним ситуации никак не обойтись без жертвы. Даже подумалось, что, может, не догадываться ни о чем было бы и лучше. Когда все равно нет выбора, нужно ли об этом знать?

— Но если твоя печать цела, то зачем вообще делать со мной… это.

Почему, почему я должна быть той, что платит за общее счастье?

— Эдна, у нас впереди целая жизнь в моем мире, где коварство и интриги — ежедневная реальность, — Грегордиан присел передо мной, захватил мои сжатые в кулаки кисти и стал аккуратно поглаживать, неотрывно глядя в глаза. — Как я могу быть уверен, что никто не захочет снова воспользоваться тем же приемом или каким-то другим, тем самым поставив твою безопасность и саму жизнь под удар. Я сказал ранее, что выбрал тебя. Ты все, что мне нужно, и это в точности то, что я имел в виду. Только ты и ничего сверх этого. А тебе недостаточно только меня?

Я закрыла глаза, не в силах выносить открытый, лишенный любой защиты в этот момент вопрошающий взгляд Грегордиана. Но тонкая завеса век не могла спрятать меня от его властного требования столь важного для обоих ответа. Достаточно ли тебе, Аня, его для всего? Вот такого, как есть, и такого, каким еще может стать, если я буду день за днем омывать и сглаживать его жесткость, как вода острые грани захваченного ею стекла. Ответ пришел сам собой. Достаточно. Более чем. Сверх меры. Без оговорок «раз он так может, и я смогу» или «если по-другому никак, то я приму и это». Нет тут на самом деле никакого компромисса или трагического заклания части меня в угоду прихоти судьбы. С того момента, как я увидела Грегордиана, как впервые ощутила его прикосновение, как приняла в себя мощь его энергетики, он стал моим миром. Отдаю себе отчет, что я для него не центр Вселенной, не светило, вокруг которого он хоть когда-то станет вращаться, это было бы и неправильно для такого, как он. Но деспот дал мне понять, что я для него не просто важна, а исключительна. Может, его сила и мощь излучаются на всех окружающих, потому что так нужно, зато его тепло адресовано только мне, причем оттого, что он так хочет сам. И очень сомневаюсь, что между нами и правда когда-либо найдется место еще кому-то. Может, с точки зрения человеческого восприятия это и неверно, но ведь никто из нас и не человек. Я принимаю жестокий мир Старших ради любимого, но делаю это осмысленно, хоть изначально и попала сюда не по доброй воле. Быть той, кто приведет в изменчивый опасный мир существо, которого будут бояться, ненавидеть, желать смерти с момента зачатия, каждую минуту времени… Нет, это было бы эгоистично и более чем бесчеловечно. Вдохнув глубоко, аж до боли в ребрах, и выдохнув до полного опустошения, я вытолкнула из себя все грызущие сознание упреки и открыла глаза. Грегордиан смотрел на меня настороженно, будто готовясь к какой угодно реакции с моей стороны. Что если я начну буйствовать и наотрез откажусь? Станет ли он применять грубую силу? Да, станет. Не потому что захочет быть бессердечным со мной и подавить любой ценой, а потому что уверен — это единственный способ обезопасить меня раз и навсегда. И кому, как не ему, знать об этом все.

— Я бы сделал свое семя навечно бесплодным, Эдна. Но для фейри, а тем более дини-ши, нет такой возможности. Любой ущерб, кроме окончательной смерти, исчезнет рано или поздно. — Нет, Грегордиан не оправдывался, пытаясь подсластить для меня пилюлю или облегчить принятие действительности, он просто говорил как есть.

— Ладно, просто расскажи, что меня ждет. И ничего не утаивай. Мне будет больно? — Хватит, надо закругляться с этими самосожалениями и рефлексией. Выбор сделан, цена должна быть уплачена.

— Больно будет только, если зачатие все же произошло. Дитя станет сопротивляться, защищать твое чрево от иссушения, спасая свою жизнь.

— Прекрасно, будто мне и без этого не было достаточно погано. Но чего жаловаться, сама ведь спросила.

Сопротивляться, — повторила и сглотнула тошнотворный ком. — Что-то еще?

— Если это… создание окажется сильнее гоета, то ничего вообще не выйдет.

— И что тогда? Останется меня только прикончить? — подобие судорожного лающего смешка вырвалось совершенно непроизвольно, и реакция деспота последовала мгновенно.

Он обхватил мою голову, стискивая в районе висков, и глухой угрожающий звук завибрировал между нами, рождаясь где-то в его груди.

— Не беси меня, Эдна! — сказал он, произнося каждое слово так предельно четко, словно хотел убедиться, что они точно доходят до моего разума. — Твое чувство юмора сейчас неуместно! Если этот заносчивый маг не справится, я оторву… накажу его. А там, где будет бессильна магия, помогут технологии и обычная медицина. Не они, так я найду другой способ!

— Ты готов отвести меня в мо… мир Младших? — нечто похожее на ностальгию вспыхнуло внутри и сразу угасло, но при этом тут же на ум пришла Илва.

— Куда угодно, Эдна! Отведу, куда потребуется, раздобуду все, что может понадобиться, — верхняя губа деспота вздернулась, он практически скалился, отрывисто бросаясь словами, больше похожими на удары, направленными на все, что может встать на пути, а серые глаза полыхнули каким-то почти демоническим пламенем, способным испугать до состояния ступора. — Кто-то будет противиться — прорвусь силой, не захотят — заставлю. Буду пытать, принуждать, разрушу все, что дорого, убью на глазах…