Евгений Стаховский - Третий эпизод. Роман

19:14

Я улыбаюсь. Улыбаюсь без всякой причины. Я захотел вспомнить как можно улыбаться без всякой причины и не испытывать при этом ни неловкости, ни стыда за натянутую улыбку.

Я завёл этот дневник чтобы описывать свои чувства и ощущения, чтобы зафиксировать, и после – понять что со мной происходит. Составить клиническую картину. Довольно трудно описывать то, что не происходит. Чувствую себя лучше – и слова пропадают, исчезают формы, которыми я мог бы описать то, что чувствую. Я понимаю о чём говорить, когда чувства обострены, и совсем не понимаю о чём говорить, когда чувствую себя ровно. Принимая оставленную старую систему плюсов и минусов, я бы поставил себе ноль. Не помня, что ноль значил раньше, теперь я понимаю его не как отсутствие чего бы то ни было, а как нечто среднее между плюсом и минусом. Мне не плохо и мне не хорошо. Я не чувствую гнева, опустошения, бесцельности, я не думаю о суициде, но и радости я не испытываю тоже. Удовольствие, счастье, любые положительные эмоции не спешат проявляться. И уж совсем нет идей что может быть противоположно суициду. Явно не желание жить.

Захотелось попробовать вернуться в спальню, на большую кровать. Но сначала там нужно всё переставить и разгрести хлам. Половину выкинуть. Может, завтра. И избавить от пыли письменный стол в большой комнате, а то он забыл как я выгляжу, ведь я всё время провожу на кухне.

Ещё здесь не хватает диалогов. Нормальных человеческих диалогов. Где их взять? Я по-прежнему крайне редко вижусь с людьми. Фиксировать нечего, а выдумывать не буду. В дневнике не должно быть ничего ненастоящего. Хотеть ненастоящего, хотеть выдумывать – значит писать другую книгу. Может даже с картинками. Инстаграм-роман с сохранёнными комментариями.

Или кино снять. С непрофессиональными актёрами. Одну из глав прошлой книги. Не выезжая из города. И смонтировать прямо в айфоне.

Я сказал, что не хочу ничего придумывать и сознаюсь в том, что неожиданно на днях придумал финал. Последние фразы. Но они же не придуманы, они существуют идеями в голове и словами в заметках. Я мог бы сказать эти слова сейчас и они сразу станут настоящими. По произнесении слова обретают силу.

Нет, приберегу их до конца. Если, конечно, конец наступит когда и как я решу сам, а не станет вынужденным завершением на полуслове, из-за внезапных, пусть предвиденных, но не запланированных обстоятельств. Не станем же мы отрицать, что каждый из нас может умереть в любое мгновение. Это так скучно.

28 января 2016. Четверг.

13:25

Это приближение весны? Или что? Просыпаться в девять утра совсем не входит в мои планы. Я позалипал ещё час, но так неожиданно. Пока я пребываю в не слишком расплющенном состоянии, а вечером ждёт врач, я могу позволить себе продолжать копаться в прошлом более предметно. Пояснить, или прояснить доводы другой стороны. Вернуться в лето, в осень 2014 года, и позже, когда время не сливалось в одну пену морскую, а сознание делало вид, что всё ещё может быть.

Лучше всего обрести воспоминания с помощью sms, так я смогу избежать соблазна приукрасить сказанное, а система слов получит стройность, насколько она вообще может быть стройной. Назовём это последовательностью.

И мне не придётся никого винить или оправдывать. Каждый сам решит чья сторона ему милей. Каждый сам решит кто прав, если нужно искать правого. Это ведь не о словах и не о поступках. Это о чувствах, запертых в чулане до времени, когда чулан не снесут вовсе. Не исключено – вместе со всем домом.

Тем не менее.

Я всегда думал, что всё началось с упавшего самолёта. Пытаясь найти в архивах начало, я вынужден признать, что это первое на что ложится взгляд. Если раньше наши размолвки с М. носили спорадический характер и были обычной частью обычной жизни, то самолёт стал началом конца.

Маэль собирался лететь в Израиль, чтобы отдохнуть без меня, или от меня, но тут случилась катастрофа, и она выбила его из колеи. Почему он решил ехать в Израиль без меня? Так было заведено – все важные вещи он делал без меня. Я не то, чтоб к этому привык, но смирился, и старался не спорить, чтоб не разжигать конфликт.

Но – меньше сторонних слов.

17 июля 2014. 14:25

М: Блять, теперь самолёт.

– В смысле?

М: Открой фейсбук.

– Ага. И что?

М: В смысле «и что?»

– Сбили самолёт? Ну, плохо. Но что с того? Идёт война.

М: Женя. Упал пассажирский самолёт. Лайнер. Точно такой же на каком я летел в Таиланд.

– Ты хочешь сейчас в sms обсудить весь ужас ситуации?

М: Ты прям офигенный. Нет. Не хочу.

– А что я должен сказать?

М: Будь добр, не говори ничего.

– Я ничего и не говорю.

М: Я расстроился. Ты меня троллишь как будто.

– Я? Я даже не знаю что это значит. А что я сказал-то? Сижу себе, никого не трогаю.

М: Даже сейчас. Что, блин, значит «и что?»? Меня пугает война. Особенно та, что заходит так далеко.

– Всех пугает.

М: Ну и что. Это пугает меня. И я сказал тебе об этом.

– Ты сказал про самолёт, а не про войну. Я ответил, что самолёты, к сожалению, иногда падают. Тем более когда идёт война.

М: До войны мы дойти не успели.

– Это было моё третье предложение.

М: Поскольку случилось «и что?». Самолёт упал – и что. Идёт война. Понятно.

– Что не так?

М: Мне кажется, ты меня не понимаешь. Но это тоже «и что», наверное.

– Не исключено. Так же как ты меня.

М: Ладно. Я знаю твою позицию – всё всё равно. В меру циничное отрешённое отношение.

– Не вижу повода вести себя иначе.

М: Ты забываешь только, что не все разделяют твоё отношение. Люди – разные. – Ты обеспокоен упавшим самолётом? Не переживай, уже все умерли.

М: Если российские войска уничтожат Киев – ты расстроишься. И будет странно, если я скажу – «А что такое? Война же». Я преувеличиваю, да.

– И я пойму, что да, война! Она сметает города. Киев будет очень жалко. Он красивый. Киев – это искусство. Плюс у меня к нему личное отношение. А если война сметёт Минск – ну, город и город. Тоже жалко, тоже обидно, но меня с ним ничего не связывает. А тут что? У тебя личное чувство к этой модели самолёта? Люди там знакомые были? Родственники? Что?

М: Ни-че-го.

– Вот и прекрасно.

Я готов признать, что мои реакции далеки от идеальных. Я должен быть утешить его. Успокоить. Он был расстроен. Но я и пытался его успокоить, до дрожи ненавидя наши переписки – они никогда не приводили ни к чему хорошему. Только усугубляли непонимание. Так же как я готов повторить, что, конечно, во мне тоже жил страх, и показная сухость – моя защитная реакция. Пока все кругом в панике – здесь кто-то должен оставаться спокойным. Пытаясь внушить спокойствие остальным. Как стюардесса сломавшегося самолёта. Хотел написать – падающего, но я не имею представления как ведёт себя стюардесса падающего самолёта. Она тоже человек. Да, это начало конца. Дата, которую стало возможно определить. Я субъективен, но мне ничего не остаётся как отмечать те дни переписки, которые по моему мнению проясняют ситуацию. Возможно, у Маэля будет другой взгляд, и если бы он взялся цитировать, то наверняка выбрал бы другие куски. Но мне точно не кажутся важными части, где мы обсуждаем поездки в магазин за продуктами, или смену колёс автомобиля. Это история о разрыве, и если Маэль сможет увидеть его иначе – тем лучше. Если захочет, он сможет представить свою историю. Будет совместная книга. В двух томах. Хоть что-то ещё мы сделаем совместно. И да, да, я тоже сейчас вспомнил о «Коллекционере».