Владимир Численский - Амиго, мачо, сеньорита…

Мысли не давали ему покоя, но цепь событий предыдущего дня в памяти никак не восстанавливалась. Он помнил, что вчера поехал на день рождения к Нике, которое отмечалось попросту, в домашних условиях – в целях экономии. Никин дом располагался на Староневском – неподалеку от Московского вокзала. Во время торжества Никой планировалось помирить его с Леркой, с которой он не виделся уже, наверное, с месяц; которая в свою очередь для подтверждения добрых намерений грозилась специально для него притащить с собой в Никин дом какого-то богатого клиента того рекламного агентства, где она работала – будто бы владельца крупной охранной фирмы; и развести дело так, чтобы тот крутик подыскал для него – Леркиного дружка – теплое местечко с приличными лаве. Возможно, даже телохранителем. Но, похоже, вместо примирения с Леркой, вышла ссора с самим крутиком – кажется, Николаем, а может и нет – тут уже все помнилось тускло, но вроде бы точно тот железно запретендовал во время пьяного застолья на то, чтобы стать Никиным женихом либо попросту пользовать ее время от времени, попутно подбивая еще клинья и под Лерку. И, как ни печально, пришлось разбить тому Николаю нос. Что было дальше? Дальше ничего не вспоминалось.

Из коридора донесся, наконец, звук приоткрывшейся, а затем закрывшейся двери, последовавшие затем тихие звуки неторопливых шагов девушки, и в итоге она сама, в халатике, просушивая попутно волосы большим полотенцем, вошла в комнату, мило ему улыбнувшись сразу с порога.

«Халат, полотенце – все не мое!» – машинально отметил про себя он.

– Кеша, я все, можешь идти, – сообщила она и, усевшись в точно такое же массивное кресло, что и то, на котором восседал он, расположилась в углу комнаты у самого окна – прямо за журнальным столиком, который теперь их разделял, где несколько вычурно красовалась латиноамериканская соломенная шляпа с огромными полями – Леркин подарок на его день рождения годичной давности, и небольшая лампа светильник – тоже Леркин подарок, но не по случаю, а так просто – чтоб ей самой было уютно, когда она оставалась у него.

Слова девушки он проигнорировал – оставшись на прежнем месте, не шелохнувшись, он пристально и настороженно изучал ее. Да, он не ошибся: она действительно оказалась весьма привлекательна лицом и чудесно скроена телом.

Хотя и понимая, что ее изучают, она все же оставалась непринужденной или, по крайней мере, старалась именно так выглядеть. Вновь мило улыбнувшись, она слегка наклонилась вперед и совершенно неожиданно для него извлекла из-под столика большую дорожную сумку, которую он до того момента не замечал, и принялась доставать из нее вещи: фен и косметичку водворила на столик – рядом со шляпой, потом достала огромную куклу-пупса, которая занимала, наверное, не меньше половины всего объема сумки и, оглянувшись по сторонам, подыскивая подходящее по ее мнению место для своего монстра, наконец, «дотумкала»-таки пристроить эту несуразицу позади себя – сверху на спинку кресла.

Заметив тот весьма недружелюбный взгляд хозяина, которым он отследил столь дикое (по его мнению) перемещение пупса, она вновь улыбнулась и невозмутимо продолжила свое черное дело: аккуратно выпластала из сумки комплект одежды на тремпеле и, секунду подумав, вскочила с кресла и все так же невозмутимо пристроила его поверх гардин, зацепив крючком за перекладину ломбрикена. Помещение наполнилось тонким и приятным ароматом французских духов. Затем вынула из сумки пару туфель и, вмиг осмотревшись, попросту поставила их на телевизор.

– Пусть пока здесь постоят, – как нечто само собой разумеющееся, сообщила она, констатируя свершившийся факт.

«Девчонка совсем распоясалась, – гневно подумал хозяин, – пора тормоза выписывать!» – но, тем не менее, решив досмотреть весь спектакль до конца, смолчал.

Девушка же вновь плюхнулась в кресло, попутно одарив хозяина самой обезоруживающей улыбкой, на которую только оказалась способна, и, выдернув из розетки нависавшей прямо над столиком штепсель светильника, воткнула вместо него вилку своего фена и принялась с видимым удовольствием сушить и укладывать свои не длинные, устриженные в каре, волосы.

Чтобы хоть как-то снять нараставшее внутри него напряжение, хозяин резко поднялся с кресла, быстро и привычными движениями скатал постель, водрузил ее на антресоль одного из шкафов старого, как почти все в его доме, гарнитура, и, собрав диван, вновь уселся напротив девушки.

Девушка осторожно наблюдала за его манипуляциями.

Пауза явно затягивалась – настолько, что даже девушка, несмотря на найденное и вполне удобное для себя занятие, начала чувствовать себя не в своей тарелке.

Хозяин с ужасом обозрел всю комнату, в которой девушка, что называется, выражаясь фигурально, пометила все углы, и с еще большим ужасом вновь вперился в свою странную, ничем непрошибаемую гостью. Впрочем, если б он в то время оказался способным мыслить объективно, то не мог бы не согласиться с тем утверждением, что присутствие вещей девушки и, самое главное, ее самой в его одиноком жилище очень скрашивало привычное ему, но столь убогое холостяцкое убранство вокруг.

Подсознательно чувствуя, что что-то идет совсем не так, как должно и хотелось бы, девушка решила разрядить гнетущее молчание.

– Выспался? – спросила она с невинной улыбкой.

– Да, очень, – угрюмо ответил он репликой дяди Вани из одноименной пьесы Чехова и, вдруг решительно поднявшись, направился в санузел, чтобы наконец-то сделать все то, что собирался сделать с самого начала дня.

Наскоро облегчившись, он затем тщательно, но все также спешно вымыл с мылом голову, с ожесточением вгрызаясь ногтями в кожу, не забыв захватить шею и лицо, и, набросив на плечи полотенце, вернулся в комнату, на ходу не очень-то прилежно обихаживая влажные волосы расческой, и, вновь устроившись рядом с девушкой, твердо уставился в ее чуть раскосые большие глаза требовательным взглядом, внутренне накручивая себя на безотлагательный и самый, что ни на есть, откровенный разговор с нею.

Она же, все еще продолжая орудовать феном, встретила его самой приветливой улыбкой из своего девичьего арсенала и, едва он присел, радостно сообщила:

– Костя, наверняка, уже скоро подойдет. Он побежал по делам позвонить, чтобы не разбудить тебя разговором. Да и по межгороду тоже, домой. Там волнуются – мои родоки и так на ушах стоят, что я с ним встречаться стала, а тут еще укатила в такую даль без разрешения. Надо же сообщить, что мы как-то устроились, а у тебя же, ты вчера предупредил, «восьмерка» заблокирована, ведь так?

– Так, – выпалил он, словно огрызнулся, пытаясь переварить всю ту, на его взгляд, полную ахинею, которой «пальнула» в его уши девушка. – Кенты приходят и начинают названивать своим телкам на мобилы. Потому и зарубил!