Джулия Куинн - Герцог и я [litres]

– Ну как? Убедились? – нелюбезно ответил Саймон. – А теперь проваливайте!

– Ну не так же быстро! – осадил его Бенедикт.

Саймон повернулся к Дафне:

– Кого из них, как ты полагаешь, мне следует выкинуть первым?

– Затрудняюсь ответить, – с улыбкой ответила она.

– Зато у нас есть вполне определенные цели в этом доме, – сказал Колин. – Пусть твой супруг потрудится ответить на некоторые наши вопросы, и уж тогда мы решим, оставлять ли тебя с ним.

– Что? – крикнула Дафна. – Что ты несешь?

– Она моя жена! – прорычал Саймон.

– Она наша сестра! – в тон ему ответил Энтони. – И она страдает!

– Это не ваше дело! – вскричала Дафна. – Придержите языки!

– Все, что касается тебя, наше дело! – парировал Бенедикт.

– Все, что касается ее, только мое дело! – крикнул Саймон. – Вон из моего дома!

Некоторое время стоял сплошной гвалт.

Первым, кто несколько снизил тон, был, как ни странно, Энтони.

– Извини, Дафф, – сказал он, – но мы пришли разобраться в ваших супружеских отношениях.

– Вы в своем уме, дорогие братья? – выпалила Дафна. – Кто посвятил вас в подробности нашей жизни? Уж не леди ли Уистлдаун? Я к вам за помощью не обращалась. Еще раз повторяю: это не ваше дело!

Колин снова выступил вперед.

– Мы не двинемся с места, пока не получим подтверждения, что Саймон любит тебя!

Дафна даже побледнела от наглого требования этого мальчишки, но, с другой стороны, подумала, что и сама она после всего произошедшего не возражала бы против такого подтверждения. Но не при всех же!

– Уймитесь! – крикнула она братьям. – Женитесь, и командуйте своими половинами сколько угодно. Если вам позволят.

Саймон внезапно поднял руку, призывая всех к вниманию.

– Если мне позволит высокое собрание, – начал он с усмешкой, – я хотел бы переговорить наедине со своей супругой.

С этими словами он отвел Дафну в другой конец холла.

– Ради бога, Саймон, – первой заговорила она, – извини этих дуралеев за беспардонное вторжение в твой дом.

– Эти дуралеи, – серьезно ответил он, – очень тебя любят, и всеми их действиями руководит тревога за твое счастье. А что касается дома, куда они вторглись, то он такой же твой, как и мой. – Саймон помолчал, на его лице показалась улыбка, смысл которой оставался для нее загадкой. – Я тоже люблю тебя, Дафф, – тихо сказал он. – Так что вполне понимаю твоих неугомонных братьев.

Дафна слегка усмехнулась:

– Не очень-то романтично звучит твое признание в любви, Саймон.

– Зато оно искреннее, любимая!

Как же она скучала по его шаловливо-серьезной усмешке, с которой он сейчас наклонился к ней и произнес:

– Да, я люблю тебя.

– О, Саймон, – выдохнула она, а он накрыл ее губы долгим и страстным поцелуем.

Прервав его наконец, они обернулись к братьям: как, они еще здесь?

Энтони продолжал с интересом изучать потолок в холле. Бенедикт увлекся созерцанием своих ногтей. И лишь Колин, открыв рот, взирал на пару голубков.

– Что-то еще? – с нескрываемым удивлением спросил Саймон, не выпуская Дафну из объятий.

На этот раз никто не нашелся с ответом.

– Проваливайте! – миролюбиво предложил герцог. – Приглашение вам пришлют отдельно.

– Правда, ступайте, – взмолилась Дафна.

– Они правы! – заключил Энтони и хлопнул Колина по плечу. – Нам здесь нечего делать, парни!

Саймон и Дафна уже поднимались по лестнице.

Однако прежде, чем они достигли второго пролета лестницы, и раньше, чем братья открыли входную дверь, эту самую дверь толкнули с противоположной стороны, и в проеме появилась женщина: не слишком молодая, но еще сохранившая изящество и гибкость.

– Мама! – вскрикнула Дафна.

Но леди Вайолет Бриджертон посмотрела на сыновей и воскликнула:

– Так я и думала! Из всех упрямых, тупоголовых, настырных молодых людей вы…

Окончания фразы Дафне не суждено было услышать – его заглушил веселый смех Саймона.

– Но мы опасались, что он сделает ее несчастной… – попытался оправдаться Бенедикт. – И наш долг…

– Ваш долг, – решительно заявила мать, – уважать выбор сестры и предоставить ей возможность без посторонней помощи решать свои проблемы… Тем более, – добавила она, бросив взгляд в сторону лестницы, – именно этим она и занимается.

– Но это как раз потому, – вмешался Энтони, – что мы вовремя…

– Если кто-то из вас троих произнесет еще слово, – с пафосом воскликнула леди Бриджертон, – я прилюдно отрекусь от него!

Послушные отпрыски сочли за благо повиноваться. Саймон же с удовольствием наблюдал, словно из бельэтажа зрительного зала, эту сцену и довольно посмеивался.

– А теперь, – проговорила строгая родительница, – самое время всем нам покинуть этот дом. Не правда ли, мои милые?

С этими словами она направилась к застывшему как статуя Колину, который уже угадал ее намерения и поднял обе руки, защищая уши. Однако леди Бриджертон изловчилась ухватить одно из них и повела к двери, а остальные сыновья покорно потянулись следом.

Дафна залилась таким веселым смехом, что Саймон, опасаясь, как бы она не свалилась с лестницы, еще крепче обхватил ее.

Стоя у порога, Вайолет Бриджертон обернулась к Саймону и самым светским тоном произнесла:

– Была рада увидеть вас в Лондоне, Гастингс. Еще неделя отсутствия, и я доставила бы вас сюда таким же способом. Разрешите откланяться, ваша светлость!

Она величественно переступила порог, и тяжелая дверь закрылась за беспокойным семейством Бриджертон.

Продолжая смеяться, Саймон посмотрел на Дафну и сказал:

– Неужели эта непревзойденная актриса – твоя мать?

– У нее много скрытых талантов, – с гордостью ответила жена.

– Не могу не согласиться.

Дафна посерьезнела.

– Прости моих братьев, Саймон. Они…

– Ерунда! – прервал он ее. – Они просто очень любят тебя. Однако не больше, чем я. И если бы я не знал этого, то разговаривал бы с ними по-другому. Но что слова, – чуть охрипшим голосом сказал он, когда они возобновили свое шествие по лестнице. – Позволь мне подтвердить их иным способом…

Судя по взгляду, которым она одарила его, позволение было получено. Он подхватил ее на руки, донес до площадки второго этажа и спросил:

– В какую комнату?

– В твою, – прошептала она.

– В нашу, – поправил он. – Я люблю тебя.

Насколько трудно ему давались эти простые слова раньше, так как он не знал, не чувствовал, не мог себе объяснить, что именно они означают, настолько легко и естественно вырывались они сейчас из глубины его души. Ему хотелось повторять их снова и снова.

– Я знаю, – просто сказала она. – Я тоже люблю тебя.

– Если я когда-нибудь еще причиню тебе боль, – сказал он, расстегивая крючки и пуговицы на ее платье, – разрешаю тебе убить меня. Довершить дело, начатое твоим братом.