Жорж Вотье - Шарлотта. Последняя любовь Генриха IV

Омаль читал громко имена тех, кто по своему званию имел право сидеть по правую руку принцессы. Дон Луи Веласко выкликал с левой стороны балдахина тех, кому было назначено сидеть с той стороны.

Бентивольо как представителя эрцгерцога посадили по правую руку принцессы. По левую села принцесса Оранская, возле нее принц Конде, который оставался недоволен своим местом и заворчал. Он даже дернул Веласко за рукав и заметил ему, что его место возле принцессы. Но дон Луи только важно поклонился ему и продолжал выкликать.

Целых полчаса прошло, пока все разместились. Много говорилось комплиментов и много было реверансов на испанский лад; но мало-помалу шум утих, и лакеи при звуках инструментов принесли первую перемену кушанья.

Бентивольо начал шепотом разговаривать с принцессой, и ее, по-видимому, очень забавлял его разговор. Время от времени нунций бросал на маркиза, ходившего вокруг стола, насмешливый взгляд.

Раздраженный этим, маркиз подозвал к себе Веласко и прошептал ему что-то на ухо, и оба стали за креслом принцессы.

Когда она обернулась к ним спросить, что это значит, они оба преклонили колено.

– Мы здесь затем, чтобы служить вашему высочеству.

Напрасно противилась она, они стояли на своем, а встретил эту любезность лестный говор, пробежавший вокруг стола.

Бентивольо кусал себе усы. Сначала несколько смутившись, он скоро приободрился и наклонился было к принцессе, но рука маркиза тотчас явилась между ним и нею с огромной тарелкой.

– Ваше высочество, позвольте переменить прибор.

Церемония эта продолжалась минут шесть, и нунций, успев в это время составить план кампании, воспользовался той минутой, когда маркиз, занятый своими тарелками, повернулся спиной, и сделал новую попытку.

В ту минуту, когда нунций считал себя победителем, дон Луи Веласко заставил принцессу повернуть голову, предложив ей вина с разными испанскими церемониями.

Когда рюмка была налита и комплименты прекратились, маркиз опять занял свое место и ждал с тарелкой в руке удобной минуты вмешаться снова.

Между этими тремя лицами завязалась настоящая борьба. Испанцы имели численное преимущество, их было двое, но итальянский прелат был хитер и не раз, расстроив проделки врага, успел вставить комплимент или любовную лесть.

Настала минута, когда вино и кушанья не доставляли уже маркизу достаточных способов для обороны. Тогда он велел поставить перед принцессой высокие горы дичи и начал объяснять ей подробно состав:

– Внизу на этом блюде лежат двенадцать куропаток, поддерживающих, как вы видите, четырех фазанов. Потом над фазанами четыре каплуна, служащие подставкой двум индейкам, венчающим здание.

Потом настала очередь десертов. Их было не менее пяти, и каждый прошел перед глазами принцессы. Сначала фрукты и варенье, потом громадные пирожные, представлявшие чудовище, трофей, даже мифологические сцены, и все это было подробно объясняемо.

Наконец встали из-за стола. Ужин длился шесть с половиной часов. Спинола и Веласко выбились из сил. Но они торжествовали; нунций, несмотря на чудеса ловкости, сделавшие бы честь самому искусному стратегу, никак не мог шепнуть принцессе более пяти слов зараз.

Дамы остановились в той зале, где был трон, а мужчины прошли в первую.

– Где нунций? – вдруг вскричал Спинола, который, надзирая за шествием, потерял на несколько минут из виду своего противника.

Все стали искать и приметили фиолетовую сутану прелата среди газовых мантилий позади принцессы. Маркиз подбежал к нему и схватил его за руку.

– Куда идете вы?.. Вам надо оставить дам на несколько минут… Пойдемте сюда.

– Извините, я думаю, что моя сутана дает мне право…

– Вашей сутане нечего тут делать…

Нунций должен был вернуться. Веласко и Омаль подошли к нему, осыпая его ласками и не теряя из виду.

Через полчаса двери банкетной залы снова отворились при звуках громкой музыки. Столы были убраны, и начинался бал.

На этот раз преимущество решительно оставалось за маркизом, который взял за руку принцессу и мимоходом бросил насмешливый взгляд на нунция.

– Я полагаю, что ваше преосвященство не танцуете паваны?

Бентивольо улыбнулся весьма нелюбезно.

Веласко взял за руку принцессу Оранскую, а сеньора Веласко предложила свою руку Конде, который сначала отказался угрюмым тоном, но потом позволил себя вести или, лучше сказать, тащить к танцам с неловкостью и злостью, которых вовсе не думал скрывать.

Испанскую павану протанцевали торжественно и важно, потом павану заменила сарабанда.

Глаза всех были устремлены на принцессу, красота и грация которой возбуждали всеобщий восторг. Она непритворно наслаждалась своим торжеством. Никогда не была она прекраснее, никогда не танцевала так хорошо.

Вдруг она остановилась долее чем следовало напротив кавалера, которого фигура сарабанды привела к ней; они обменялись с одушевлением несколькими словами и забылись до такой степени, что остановили всех танцующих, которые следовали за ними, потом вдруг принцесса вскрикнула и упала без чувств.

Суматоха поднялась великая, все столпились около принцессы.

Волнение удвоилось, когда послышался второй крик. Это закричал Конде, который нашел у ног своей жены медальон, выпавший из ее рук.

В этом медальоне находился портрет Генриха IV.

Ревность тотчас заставила принца Конде понять, что случилось. Он обернулся к Спиноле.

– Здесь есть лазутчики короля. Прикажите не выпускать никого.

Приказание, отданное громким голосом, произвело сильное волнение. Два человека, которых никто не знал и которые находились в первом ряду позади принцессы, отступили назад.

Все выходы были уже заперты… Кто-то закричал:

– Надо воздуха… воздуха для ее высочества!

Другой голос кричал:

– Пусть разобьют большое окно!..

Два незнакомца в эту минуту стояли возле великолепного окна с цветными стеклами. Они обнажили шпаги и с помощью соседей разбили вдребезги стекла.

Все с любопытством смотрели, как они шпагами выбивали стекла. Они в одно мгновение сделали страшный пролом, и Спинола, которого это разрушение начинало тревожить, закричал им, чтобы они остановились.

Вдруг, когда пролом сделался достаточно велик, они сами выскочили в сад.

Крик удивления вырвался у всех.

Вирей уже бежал из глубины залы.

– Ваше высочество… Я их видел… Это Бассомпьер и Прален.

– Бассомпьер и Прален! Я так и думал!

Принцесса пришла в себя.

Двадцать пять пажей разносили гостям сухие конфеты в больших серебряных вазах.

Было два часа утра, и оркестр, замолчавший на несколько минут, чтобы дать отдохнуть танцующим, снова заиграл.

Приключение было уже забыто толпой, и танцы начались оживленнее прежнего.