Жорж Вотье - Шарлотта. Последняя любовь Генриха IV

Но принц, нунций, маркиз, Вирей и несколько приверженцев продолжали заниматься этим происшествием.

Принц не скрывал своего гнева и грубо нападал на маркиза, столько же взбешенного, как и он; нунций, досада которого казалась не менее сильной, еще более раздражал спор.

– Очень вам было нужно, – говорил принц, – дать этот праздник.

– Это не для моего удовольствия. Он мне стоит довольно дорого.

– И показывать вашу смешную любовь к моей жене…

– Больше четырех тысяч…

– И все это для того, чтобы устроить дела развратного короля и дать случай проклятому Бассомпьеру разыграть свою гнусную роль…

– Но неужели вы думаете, что он приглашен сюда мной? Черт меня побери, если я знал, что он в Брюсселе…

– Я это знал…

– Надо было сказать; мы приняли бы меры и успели бы удалить его.

– Очень хорошо теперь вышло. Публичная огласка!

– Огласки никакой нет. Все приписывают нездоровье принцессы жару. Здесь никто не знает Бассомпьера, и нельзя же угадать…

– Мне-то что за нужда?.. Он все-таки добился своего… Он говорил с нею… Что он мог ей сказать? Этот медальон, выпавший из ее рук…

– Ваше высочество, может быть, слишком тревожитесь…

– Мое высочество знает, чего может опасаться. Принцессу хотят увезти. Но я буду караулить и клянусь, что принцесса не выйдет более из своих комнат, чтобы таскаться по балам и пирам…

– Я в отчаянии, ваше высочество, что мой бал мог послужить предлогом…

– Конечно, вы не можете быть в таком отчаянии, как я. Зачем я приехал!

Принц повернулся спиной к Спиноле, огорошенному этим комплиментом.

– Грубиян! – пробормотал маркиз. Нунций был не менее взволнован.

– Это можно было предвидеть, – сказал он, – король будет стараться увезти ее.

– Но мы защитим ее.

– И, слава Богу, мы не боимся Бассомпьера.

– И покажем ему, что мы сильнее.

– Забраться сюда… Какая дерзость!

– Принцесса на его стороне.

– Это верно, что она не на стороне своего мужа…

– Вы хотите сказать, что есть третий?

– Кто знает?.. Может быть, и есть!

– Я сам так думаю…

– Я полагаю, вы говорите не о себе?

– Так же, как и вы…

Они пристально смотрели друг на друга несколько минут.

– В настоящую минуту общий враг – французский король.

– Надо помочь принцу спасти от него принцессу.

– А потом?..

– Потом?.. Мы увидим!

Их прервал звук труб. Принц забрал жену в середине танца и увел ее, оркестр приветствовал маршем удаление царицы праздника.

Спинола бросился провожать.

Нунций посмотрел ему вслед с насмешливой улыбкой на губах.

– Бедный маркиз! – пробормотал он вполголоса.

Принц Конде вот уже четыре недели жил в Нассауском дворце.

Его присутствие в Брюсселе начинало становиться для эрцгерцога и жены его серьезным затруднением. Каждый день приезжали из Парижа новые послы. Принцессу требовали то король, то коннетабль, то герцогиня Ангулемская.

Посланники, приехав, не уезжали, город наполнялся французами, которые открыто составляли заговор. Конде укрепился во дворце, как в крепости, надо было дать ему телохранителей.

Со своей стороны Пекиус, посланник эрцгерцога в Париже, сообщал, что король делал грозные приготовления к войне.

Альбрехт и Изабелла пытались тогда уговорить беглеца покориться. Но Конде нравилась более роль претендента. Он отверг все условия короля.

Тогда они старались удалить его, и даже Спинола за это взялся. Его усердие к Конде значительно охладело с тех пор, как тот держал принцессу в заточении.

Принца уверили, что он в Брюсселе не в безопасности, что лазутчики короля хотели убить его и что Италия и Испания представляли ему убежище более безопасное…

Он испугался и заговорил о своем скором отъезде.

Нунций принес это известие в брюссельский дворец. Альбрехт и Изабелла вместе с маркизом Спинолой читали депеши посланника Пекиуса, полученные утром из Парижа.

Посланник писал, что имел с королем свидание, в котором Генрих выказал гнев сильнее прежнего. Он жаловался в выражениях чрезвычайно запальчивых на покровительство, оказываемое Испанией принцу Конде, и связывал с этим заговор гугенотов, который был открыт в Пуату. От жалоб он перешел к угрозам и формально выразил свое намерение заставить эрцгерцога и эрцгерцогиню дорого поплатиться за покровительство, которое они оказывали мятежникам и испанским интригам.

Коннетабль, со своей стороны, вместе с герцогиней Ангулемской настоятельно требовал от Пекиуса, чтобы он сообщил эрцгерцогу и эрцгерцогине о дурном обращении принца с его дочерью и просил покровительства их для нее. Коннетабль рассказывал Пекиусу со слезами на глазах ужасные вещи.

Альбрехт читал письмо с испугом на лице.

– Это невозможно! – повторял он. – Это невозможно!.. Маркиз, не правда ли?

– Невозможно – слишком сильное выражение, ваше высочество. Принц жесток. Он держит принцессу в заточении, и никому не известно, что происходит в стенах Нассауского дворца…

– Надо узнать, потому что, если все это справедливо, мы обязаны вмешаться и немедленно прекратить… Я сам пойду…

Изабелла сухо перебила:

– Ни к чему горячиться; когда принц уедет, это прекратиться само собой.

– Точно ли он уезжает?

– Он сказал мне, что скоро уедет, – ответил нунций. – Он только не решается выбрать местопребывание. Он колеблется между Миланом и Мадридом.

– Слава богу! Пусть решается скорее!

– Впрочем, он хвастается, что не пройдет и года, как он будет в Париже. Он домогается не более не менее, как французского престола.

– Так это правда! До нас дошли слухи.

– Он не скрывает этого, а рассказывает повсюду. Он даже в трактирах громко кричит об этом…

– В трактирах! – с ужасом повторила Изабелла.

– Точно так.

– Недостойный человек!

– Но какие же у него средства? – спросил Альбрехт.

– Он сообщил мне все. Он намерен оспаривать законность детей королевы Марии Медичи.

Изабелла с новым ужасом воскликнула:

– Этот человек сошел с ума!

– Многие при французском дворе не согласятся с вами.

Эрцгерцогиня бросила на маркиза страшный взгляд.

– Ничто не дает права сомневаться в добродетели королевы Медичи…

Спинола не отвечал.

– Конде перечислил мне, – продолжал нунций, – всех вельмож, на помощь которых он рассчитывать может. Он уверяет, что будто на его стороне Конти, Гиз, Бульон, Эпернон, Невер, Сен-Поль. Он хвалится, что привлечет на свою сторону множество католиков и всех гугенотов.

– Еретиков! Хорош союз! – с отвращением сказала Изабелла. – Этот человек решительно недостоин нашего покровительства.

Альбрехт тоже был в негодовании.

– Если его католическому величеству угодно оказать ему покровительство, – сказал он, – то пусть, по крайней мере, он возьмет на себя опасности и ответственность. Что вы скажете на это, маркиз? Это вы против нашего желания привезли принца сюда. Ваше высочество, я сам теперь желаю, чтобы он уехал из Брюсселя как можно скорее.