Тереза Ромейн - Леди-плутовка [litres]

– Смело, – пробормотал Каллум. – Очень смело. Интересно, она действительно вчера была у герцога?

Почему она туда поехала? Оставила ночью какую-то улику? Инструменты и веревка, брошенные под окном, ни на кого не могли указать. Неужели было что-то еще?

– Скоро все выяснится, потому что Фокс послал к герцогу полицейского, чтобы тот подтвердил слова леди. Если картина все еще у Ардмора, мне разрешат уйти.

– Но в таком случае как вы объясните штамп?

– Виноват, – пробормотал художник с благочестивым видом. – Глупо было с моей стороны создать столь совершенную копию. Написав картину, я решил поставить на ней нечто вроде штампа, как обычно делают коллекционеры. Как художник, я видел много картин, принадлежавших герцогу Ардмору, который отдавал их на выставки в музеи и галереи.

– Что же, вполне правдоподобная история, – согласился Каллум.

– Интересно, что будет, если герцог скажет, что картина все-таки украдена, – лениво заметил Батлер.

– Не скажет. Если у него нет Боттичелли, ему будет нечем платить долги Анджелесу. Хотя это его личное дело, о сделке знает весь Лондон.

Сказав это, он почему-то сразу успокоился.

Возможно, Анджелес распространял информацию о своих должниках, чтобы те уж точно платили долги. Так или иначе, все знали, что герцог не может позволить себе потерять Боттичелли, и это обстоятельство спасет их глупую полуночную вылазку. Более того, спасет Ардмора, хотя он об этом не знает, а заодно – репутацию Эндрю Морроу и брачные перспективы Люси Уоллес.

Так или иначе, это была хорошая ночная работа, а потом – еще лучшее ночное наслаждение.

– Картины в обмен на долги, – удивился Батлер. – Идея мне нравится. Сумей я продать свои картины, мне бы все было нипочем. И Анжелика с нашими дочерьми оказалась бы здесь с первым же пароходом, пересекающим Атлантику!

– Вне всякого сомнения, вы бы так и сделали. Хотя почему вы представили Королевской академии копию, а не оригинальную работу?

Батлер выпрямился. Даже сидя, он казался великаном, поэтому заслужил несколько нервных взглядов от столпившихся в зале трусливых снобов.

– Думаете, мужчина вроде меня, большой и темнокожий, привлечет внимание? Нет, известные художники меня не замечают. И делают это намеренно. Как только человек немного вырывается вперед, он старается ударить каблуком в лоб бегущего следом. Еще лучше, если этот второй имеет не тот цвет кожи, акцент или живет не в той части Лондона.

– Вы правы, и мне очень жаль, – вздохнул Каллум. – Чертовски жаль. Вы представили копию потому, что знали: Боттичелли они не отвергнут. И может, даже заинтересуются, кто это такой хороший копиист.

Едва заметный кивок.

– Знаю, вы в моих оценках не нуждаетесь, – продолжал Каллум. – Но я в жизни не видел такой прекрасной картины. Фокс вас оправдает. Если хотите, я останусь здесь, пока вас не отпустят.

Уголок рта Батлера чуть приподнялся, так что усы забавно шевельнулись:

– Все в порядке. Идите по своим делам. Как вы сказали, меня оправдают. Нужно только дождаться записки от герцога или самого герцога.

Его, кажется, осенило:

– Надеюсь, это будет сам герцог. Хотел бы я, чтобы он взглянул на мою работу!

Каллум кивнул:

– Вы храбрый человек, Батлер!

Тот бросил мрачный взгляд на исполненных подозрения художников, которые его сюда приволокли:

– Офицер Дженкс, я тот, кем обязан быть.

На встречу с Нэшем Изабел взяла с собой Люси. Они поехали на Бедфорд-сквер в надежде, что дом им понравится. Она передала Нэшу, что приедет около полудня, до того как нанесет ряд визитов.

Дом понравился ей с первого взгляда: серый кирпич, три этажа, дверь обрамлена декоративным камнем, слуховые окна под скатом крыши, крытой сланцевым шифером. Тротуар перед домом широкий и чистый, ветви деревьев свешивались через ограду сквера… И… и кажется, она слышит птичьи трели? Здесь? Посреди Лондона?

Листья шептали «да».

На скамейке в сквере сидела гувернантка с коляской. Девочка лет девяти гонялась за бабочкой.

Изабел старалась сохранять бесстрастный вид, но в душе хотела этот дом с совершенно незнакомой яростной жаждой.

– Мне хотелось бы увидеть комнаты, – попросила она сдержанно.

Дверной молоток сняли, мебель была продана, слуг распустили и дом заперли.

Изабел постукивала ногой по ступеньке крыльца: так не терпелось войти, но Нэш долго возился с ключами в поисках нужного.

Внутри все было так, как она представляла. Да, лепнина была местами повреждена и краску следовало обновить, но комнаты первого этажа оказались просторными, деревянные панели – красивыми, полы в вестибюле – мраморными, а в коридоре и комнатах – паркетными.

Но именно запах в утренней комнате подкрепил ее решение купить дом. От нагретых солнцем подоконников шел чуть затхлый запах, от которого в душе словно прозвенел крохотный колокольчик. Так пахли деревянные панели в коридоре дома ее деда и бабки. Они давно умерли, но при жизни искренне любили внучку и были неизменно добры к ней в ее редкие визиты.

Изабел отвела Люси подальше от Нэша и спросила:

– Что ты думаешь о доме? Он тебе нравится?

– Да, если нравится вам, – улыбнулась Люси. Торчащие из-под капора волосы обрамляли ее лицо золотистым гало. – Он очень красивый.

– А если мне не понравится? – допытывалась Изабел. – Ты бы захотела здесь жить?

– О нет! – Голубые глаза широко раскрылись: – О нет! Я не могла бы жить в месте, которое тебе не по душе.

«Живешь же сейчас», – подумала Изабел, но вслух ничего не сказала. Люси зависела от нее во всем, особенно в деньгах, и это делало ее уязвимой. Изабел не должна требовать от нее высказывать свое мнение, потому что Люси боялась ей не угодить.

– Тогда беги наверх и дай мне знать, нашла ли ты спальню себе по вкусу.

Пока Люси осматривала комнаты наверху, Изабел спустилась в цокольный этаж, где были расположены кухня и комнаты слуг, а также подвал для угля, кладовая и буфетная. Для всего хватало места. В высокие окна и сквозь стеклянную крышу проникало много света. Кроме того, в кухне была большая и современная плита.

Да. Этот дом ей подходит. Тот, что на Рассел-сквер, более фешенебельный, более элегантный, более просторный, но подходит именно этот: крепкий, аккуратный, вдвое меньше ее нынешнего дома. Можно уволить ливрейных лакеев, которых Эндрю находил такими необходимыми, и избавиться от армии горничных. Она попросит Селби остаться ее дворецким и произведет лучшую горничную – Полли Энн, конечно, – в экономки, а Селеста по-прежнему будет ее личной горничной.

А самой Изабел останется делать… что?

Она поколебалась, стоя одной ногой на лестнице для слуг, а второй – на полу первого этажа.