София Джеймс - Трудное счастье [litres]

Пока лошади тянули карету по многолюдным улицам квартала Ла-Латина, Люсьен дал себе клятву – выяснить, какие превратности судьбы привели Алехандру в бордель и заставили сменить имя. Люсьен был абсолютно уверен: такие решения не могли быть легкими.

На четвертый день после встречи с Люсьеном Антония отправилась в ломбард на Калле-Пресиадос и получила за кольцо с фамильным гербом Россов сумму, которая позволит оплачивать ренту следующие три месяца. Таким образом, благодаря этому перстню в ее распоряжении появились еще девяносто дней, чтобы найти другой выход из затруднительного положения. Антонии не жаль было расставаться с этой вещью. Теперь она для нее ничего не значила. К тому же больно было хранить предмет, напоминающий о лживых обещаниях.

Антония рассудила: должно быть, Люсьен отдал кольцо Марии как знак запоздалого извинения. А может, просто хотел поставить красивую точку в их отношениях и спокойно отбыть обратно на родину. Наверняка после всего, что произошло между ними, Люсьена терзало чувство вины. Что ж, Антония не стала отказываться от этого дара. Вырученные за золотое кольцо песо позволят три месяца жить спокойно. У нее будет возможность подумать, составить план действий и найти способ уклониться от омерзительной договоренности с Моралесом.

Однако Мария, судя по всему, поступка Антонии не одобрила – похоже, за время короткого разговора она успела полностью подпасть под чары английского капитана.

– Уж слишком ты упряма, Антония. Неужели не понимаешь? Сейчас твоя несгибаемость вредит тебе самой! Не понимаю, почему ты так упорно отказываешься пойти в библиотеку на Пасео-де-Реколетос. Всего одна встреча! Неужели так трудно поговорить с этим мужчиной? Этот твой Люсьен Говард производит впечатление человека уравновешенного и благоразумного. Осмелюсь предположить, что именно он отец твоего ребенка. Догадалась, потому что твой англичанин назвал свой титул – шестой граф Росс.

– Мой ребенок давно умер. А если бы Люсьен Говард хотел меня разыскать, давно бы это сделал. К твоему сведению, я отправляла письмо в его резиденцию в Англии. Там подробно объяснила, где и как меня найти, но в ответ твой драгоценный мистер Говард написал, что больше не желает иметь со мной ничего общего. Ну, а если он передумал, то слишком поздно. Былого не воротишь, и это касается нас обоих.

– Почему? Потому что Люсьен думает, будто ты стала проституткой?

– Нет, – резко возразила Антония. – Потому что я и есть проститутка.

– Но ты же ни разу не…

– Чтобы добыть нужные мне сведения, я подмешивала французским солдатам снотворное. Крала документы и личные письма, а потом без малейших угрызений совести передавала тем, кто платил за них хорошие деньги. Принимала на работу девушек и руководила заведением, деятельность которого, откровенно говоря, глубоко не одобряю.

– Сколько тебя знаю – уже четыре года, подумать только! – ты всегда была слишком строга к себе, Антония.

– Просто когда-то я была совсем другой. Капитан Говард знает и помнит ту женщину, а не меня такую, какой я стала с тех пор.

– А ему известно, какую неоценимую помощь ты оказала английской армии в Испании? Знает, что таких хороших условий для девушек нет ни в одном публичном доме Мадрида? Понимает, как опасны улицы Мадрида для бездомных, беззащитных и немощных? Давая женщинам приют под этой крышей, ты спасаешь им жизнь?

– Мария, Люсьен Говард – граф, чистокровный аристократ, занимающий очень высокое положение в английском обществе. В любом случае я стала бы для него всего лишь обузой и поводом для стыда. Но отныне я ему просто омерзительна, поэтому говорить тут не о чем.

Антония не стала упоминать о том, что после рождения Росса тело ее тоже изменилось. Теперь она больше не юная красавица. За прошедшие четыре года она превратилась в зрелую, битую жизнью женщину.

– Росс…

Ее сын. Стоило произнести вслух его имя, и сердце пронзила такая острая боль, что Антония бессильно рухнула на стул. Нет, плакать она не станет. Все слезы уже давно выплаканы, и отныне Люсьен Говард для нее никто.

Только глупая гордость могла заставить Антонию поверить, что Люсьен приехал спасти ее, подарить ей свою любовь, заключить в объятия, прижать к себе и оградить от всех бед и невзгод. Что за нелепая идея! В бордель Люсьен пожаловал только за тем, чтобы провести часок в постели профессиональной жрицы любви. К тому же Люсьен уже несколько лет как женат, хотя в тот вечер Антония не заметила на его руке кольца.

Нет, еще одного предательства от мужчины, которого всегда считала честным и благородным, Антония не выдержит. Нельзя подпускать его слишком близко. Так будет лучше для них обоих. Оставалось только молиться, чтобы Люсьену надоело ждать и он покинул Мадрид.

Французский солдат крепко спал и в ближайшее время проснуться не должен был. Антония позаботилась об этом, угостив его щедрой дозой лауданума. Элоиза, одна из самых юных девушек в заведении, лежала, прижавшись к нему, чтобы в случае чего сразу отвлечь француза и дать Антонии шанс уйти. А между тем Антония зашла за занавеску, отгораживающую угол комнаты. Там висела его одежда. Антония принялась рыться в карманах.

До чего легко усыпить бдительность этих юнцов! – думала Антония. Достаточно позволить им лишь несколько вольностей да почаще произносить тосты за страну, короля и великую французскую империю, которая, как они считают, скоро будет править всем миром.

Единственное, что Антонии удалось обнаружить в карманах мундира, – была коротенькая записка на клочке бумаги. Текст был зашифрован. Антонии уже приходилось видеть подобные послания. Военные часто пользовались кодом, чтобы их секреты не смог узнать никто, кроме адресата.

Сев за туалетный столик, Антония добросовестно перерисовала непонятные значки. Убедившись, что нигде не напутала, Антония удовлетворенно кивнула. Без сомнения, англичане щедро заплатят за эти сведения. Вложив листок с переписанным текстом в свою записную книжку, Антония заперла ее в потайном ящике стола. Потом вернула записку в тот же карман, из которого ее выудила, и жестом показала Элоизе, что обыск закончен. А когда молодой француз проснется…

Но тут дверь резко распахнулась, ударилась о стену и криво повисла на перекосившихся петлях. Снизу доносились плач и крики. В спальню ворвалась целая группа французских солдат.

– А ну, иди сюда, шлюха! – крикнул Элоизе мужчина, который, похоже, был в этой группе главным.

Та испуганно вскочила с постели и спряталась за спиной Антонии. Двое французов шагнули вперед. В одной прозрачной кружевной ночной сорочке, выставлявшей напоказ грудь, юная Элоиза выглядела особенно уязвимой и беззащитной.