София Джеймс - Трудное счастье [litres]

– Одна?

– Да. Отправилась на юг, в Мадрид. Остригла и выкрасила волосы, стала носить другую одежду, разговаривать на новом диалекте, придумала новое имя.

Алехандра не стала упоминать, что перед тем как направиться в Мадрид, возвращалась в Понтеведру и много недель ждала его там, прячась среди холмов и молясь, чтобы английский капитан приплыл и спас ее.

В рассветном сиянии Люсьен прочел в глазах Алехандры многое из того, о чем она умолчала. Ему хотелось, чтобы она смотрела на него прямо, не скрываясь. Всего несколько раз за все время пути Алехандра отважилась гордо вскинуть подбородок и встретиться с ним взглядом – совсем как в былые времена. Но той смелости и вызова, которые он привык ожидать от Алехандры Фернандес де Санто-Доминго, не было. Прежний задор ушел, остались лишь настороженность, задумчивость и унылое молчание.

А еще Люсьен обратил внимание на то, что пальцы Алехандры, раньше постоянно находившиеся в движении, теперь чаще были неподвижны. Привычных четок не было.

В дилижансе до Бургоса Алехандра всю дорогу ехала в перчатках и широкополой шляпе, скрывавшей и бульшую часть лица, и приметные волосы. А когда они с Люсьеном шли пешком, двигалась и вела себя как обычный крестьянский паренек. Эта женщина была настоящим хамелеоном – просто мастер перевоплощений и маскировки!

Алехандра заметила, что он смотрит на ее запястье, которое пересекали шрамы, и даже не попыталась их спрятать. А ведь стоило Люсьену мельком взглянуть на них на гасиенде или в горах, и Алехандра сразу одергивала рукав.

Да, вот я какая, будто бы хотела сказать она. Битая жизнью и испытавшая много превратностей судьбы. А нравлюсь я тебе такая или нет, дело твое. Ворот рубашки Алехандры был всегда наглухо застегнут – даже в самую сильную жару. А по ночам она укрывалась курткой почти с головой. Казалось, она старалась спрятаться.

– Ты похоронила отца?

Они снова были на «ты» – так проще.

– Нет. Все тела так обуглились, что их трудно было узнать. И вообще, близко к дому я не подходила – боялась, что заметят и доложат Бетанкурам. Но едкий запах гари распространился далеко. Когда уходила, он еще много миль преследовал меня. Кажется, до сих пор его ощущаю.

Люсьен думал, что сейчас Алехандра перекрестится или произнесет уместный стих из Библии, ведь многие из них она помнила наизусть. Но Алехандра молчала. За пять дней пути Люсьен ни разу не видел, чтобы она молилась.

Похоже, ее душа претерпела такие же разительные изменения, как внешность. А еще Люсьена удивило, что Алехандра не задала ни единого вопроса о том, как у него дела.

– По-прежнему носишь с собой нож? – спросил он, прежде чем успел удержаться.

– Нет.

– Неужели совсем отказалась от этой привычки? В первый раз с тех пор, как они покинули Мадрид, Алехандра улыбнулась – робко, нерешительно. И все же это была улыбка.

Ободренный, Люсьен продолжил:

– Неужели утратила способность орудовать клинком?

– Скорее желание, капитан, – чуть раздраженно отозвалась Алехандра и снова умолкла.

Но Люсьен сразу нарушил паузу:

– Даже не знаю, радоваться этому или тревожиться.

– Во всяком случае, теперь можете не опасаться, что посреди ночи воткну вам под ребра кинжал.

Тут Люсьен вспомнил о том, чем они с Алехандрой занимались ночью. Почувствовав неловкость, он встал и отошел. Люсьен по-прежнему страстно желал ее. Но он понимал, что должен держать свои желания в узде.

– Пора идти.

Нагнувшись, Люсьен поднял дорожную сумку. Синяки на лице Алехандры стали бледнее – даже багровый под левым глазом. Разбитая нижняя губа по-прежнему выглядела опухшей. Но в целом Алехандре очень повезло – французы не пустили в ход ножи или другое оружие.

Люсьену вспомнился закат, которым они любовались перед тем, как лечь спать. Неподвижные ветви деревьев ярко позолотило – так, что каждый листик засверкал в сияющем великолепии. Момент передышки среди опасностей, перемен и неизвестности, возможность для двух беглецов насладиться покоем, гармонией и красотой.

Что Алехандру всегда восхищало в Люсьене Говарде, так это его несокрушимая уверенность в себе. Даже спасаясь бегством от французов по испанской сельской местности, этот английский аристократ чувствовал себя как рыба в воде и всегда точно знал, как поступить. Вот и сейчас он смотрел то на компас, то на звездное небо с таким видом, будто занимался этим каждый день. Таким же он был и в Ла-Корунье, и в Галисийских горах – не медлил, не сомневался и решительно шагал по холмам при свете полной луны.

Куда именно они направляются, Алехандра не знала. Люсьен пообещал отвести ее в расположение британской армии. Сначала запах дыма был совсем слабым, едва ощутимым. Но Алехандра заметила, что Люсьен тоже его уловил.

– Сан-Себастьян горит.

Потрясенная, Алехандра могла только молча кивнуть. Теперь и она тоже увидела густые черные клубы дыма, висевшие в воздухе высоко над вершиной холма. Похоже, на город напали. Однако ни выстрелов, ни звуков битвы не было слышно. Поднявшись на вершину холма, Люсьен и Алехандра смотрели вниз и выжидали. Между тем луну сменило жаркое утреннее солнце, которое невыносимо жгло спину, но сейчас их занимала тысяча вопросов, на которые они пытались найти ответ, наблюдая за городом. Странно, прохожие как ни в чем не бывало ходили по улицам, а торговцы продавали товар со своих тележек.

– Похоже, битва закончена. Полагаю, пожар устроили победители.

– То есть англичане? Выходит, они взяли Сан-Себастьян?

– Если бы они его не захватили, сейчас войска стояли бы возле южных крепостных стен или на другом берегу реки. Французскими войсками в этой части страны командует генерал Рэй, и вынужден признать, что они очень талантливо использовали здешнюю крепость в качестве защитного укрепления. Но в распоряжении Веллингтона более девяти тысяч человек, не говоря уже о португальских войсках. У Рэя же всего три тысячи солдат. Поэтому с самого начала было понятно, что удержать Сан-Себастьян французам не удастся – если, конечно, Сульт не пришлет подкрепление, а, по слухам, отправлять сюда людей он даже не собирался. Говорят, его войска далеко на западе, у подножия Пиренейских гор.

Алехандра запомнила эти слова. Они свидетельствовали о том, что, хотя Люсьен Говард и ушел в отставку, он по-прежнему каким-то образом продолжает участвовать в военных делах. Она задумчиво молчала, Люсьен же тем временем достал из сумки дорожную складную подзорную трубу, быстро собрал ее и навел на городские стены. Наконец он выпрямился в полный рост и сказал:

– Пойдем. Спустимся и дадим о себе знать. Не бойся, я уверен, что в городе сейчас хозяйничают наши – англичане.