Карен Харпер - Последняя из рода Болейн

Мария замерла, пораженная, у полуоткрытой двери. Ее красавица подруга умерла! Такая молодая! Веселая малышка Маргарет осталась без матери, а Кэтрин — там, в доме смерти.

— Кромвель собирается послать сопровождающих для твоей дочери. Его величество, несомненно, месяц будет в трауре, так что его любовные приключения, надеюсь, на время приостановятся. Он так сильно любил сестру, что дважды прощал ей глупейшие и непозволительные выходки. Всего месяц назад он через Суффолка передал, что прощает ей упрямство, с каким она поддерживала испанскую принцессу, навязанную ему в жены, когда он был еще юнцом.

Поток слов вливался в уши Марии, но она не успевала уловить их смысла. Черноволосая Мария умерла. Та Мария, которая отправилась во Францию и стала женой старика короля, лишь бы потом получить любимого ею Суффолка. Мария, напуганная, запертая Франциском на шесть недель в темный особняк Клюни, дабы удостовериться, что она не носит под сердцем ребенка. Мария, которая так сияла в день своего бракосочетания с герцогом в Париже, столько лет назад. Мария, мертвая, остывшая.

— Ты что, весь день будешь так стоять, дочка? Твоя дочь будет здесь завтра, живая и невредимая. Кромвель собирался сказать Анне, что она должна надеть двойной траур — и по своей царственной золовке, и по мертвому младенцу, — так что тебе нет нужды спешить к ней с новостями. Ступай к себе в комнату. На тебя смотреть страшно.

Мария даже мельком не взглянула на него. Желание кричать, как она его ненавидит, прошло. Оно растворилось в горе по умершей подруге, которая впервые показала ей, как можно любить человека, который, по общему мнению, тебе не пара. Мария с трудом переставляла одеревеневшие ноги по коридору, украшенному спиральными резными узорами и искусно вышитыми гобеленами, и думала: нет, она оплакивает не только Марию Тюдор. Она грустит обо всей семье, дошедшей до опасной и ужасной черты: об Анне, королеве Англии — от сестры осталась одна оболочка из страха и злости; о Джордже, которому вскружили голову новые игрушки в виде земель и чинов; о матери, вечно одинокой в Гевере, и об отце… Дальше в своих мыслях она не пошла. Толкнула дверь в свою комнату. Нэнси там не было, но это и к лучшему. Марии хотелось побыть одной.

Она порылась в деревянной шкатулке с драгоценностями. Там лежала громадная жемчужина бабушки Говард, ожерелье из кроваво-красных гранатов и другие подарки от Стаффа, драгоценности, принадлежавшие его покойной тетушке, которые она хранила здесь, не осмеливаясь надеть их на глазах обожающих посплетничать придворных. Под всем этим она нащупала пальцами маленькую шахматную пешку, вырезанную из мрамора, — из тех, которыми они играли во Франции целую вечность назад. Мария всмотрелась в эту пешку, сжала ее в ладони и, осев на пол рядом с покрытым бархатом ложем, разрыдалась.

По мере того как дитя росло и живот у Марии округлялся все больше, она старалась все меньше быть на виду у других придворных. Совсем недавно это не составляло труда: король с королевой отправились в увеселительную летнюю поездку по зеленым равнинам Центральной Англии. Его величество даже отменил важную дипломатическую встречу во Франции, только бы попутешествовать с Анной. Всем было известно, что королева снова ожидает ребенка: Генрих Тюдор еще раз дал ей возможность произвести на свет наследника престола. Но теперь король с королевой вернулись в Уайтхолл, и мирному уединению Марии вот-вот должен был настать конец. Либо окажется, что она слишком нужна сестре, и та оставит ее при себе, даже зная, что Мария ждет ребенка и состоит в законном браке с человеком, которого не Анна ей подобрала, либо ее ожидает изгнание, а может, и что-нибудь похуже.

Стафф был вынужден сопровождать царственную чету, ибо, когда король занимался любыми воинскими или спортивными упражнениями, он любил, чтобы Стафф обязательно был поблизости. Эти три недели для Марии тянулись целую вечность. Она проводила это время в прогулках, размышлениях, беседах с Нэнси или кузиной Болейнов Мэдж Шелтон, которую лорд Болейн недавно привез ко двору в качестве одной из новых фрейлин Анны. Девушка была обаятельна и миловидна: безукоризненный овал лица, вьющиеся золотистые волосы — почти такие же, как у Марии. В зеленых глазах Мэдж плескался восторг оттого, что она служит при дворе, пусть даже его царственные хозяева и находятся сейчас в отъезде. Король собирался взять очаровательную новенькую фрейлину в путешествие, однако уважил резко возражавшую против этого супругу, когда обнаружил, что его королева снова беременна.

Мария чувствовала себя немного виноватой из-за того, что ей так нравится эта семнадцатилетняя девушка. Если уж быть до конца откровенной, то лорд Болейн привез мистрис Шелтон ко двору для того, чтобы удержать внимание короля к раздражительной и все более сварливой королеве Анне. Одним махом, как он и рассчитывал, Томас Болейн убил двух зайцев: зеленоглазая Мэдж стала и фрейлиной своей царственной кузины, и новой возлюбленной короля. Мария горячо надеялась, что трехнедельное отсутствие и новая беременность Анны притупят ее злобу и враждебность к девушке. А еще Мария молилась, чтобы радость в предвкушении рождения наследника позволила им со Стаффом благополучно поведать Анне о своем браке и просить отпустить их на жительство в Уивенго.

Прошло без малого полчаса после того, как по парадному двору Уайтхолла процокали копытами кони многочисленной королевской свиты, и Мария стала нетерпеливо расхаживать по своей комнате, гадая, много ли времени понадобится Стаффу, чтобы освободиться от обязанностей и прийти к ней. Как только он увидит ее талию, то сразу поймет, что та пора, когда они могли все держать в тайне, уже миновала — теперь уж ничего не скроешь ни плащом, ни платьем с высокой талией. Мария бросила взгляд на залитый ярким солнцем столик у окна, где лежало законченное, нелегко давшееся ей письмо. Стала быстро проглядывать его, хотя помнила наизусть от слова до слова; к ней вернулось старое чувство, не раз преследовавшее ее в прошлом. Этакая смесь вины, ненависти и любви, сплавленных в одно целое невыносимой болью.

Распахнулась дверь, Мария обернулась, готовая увидеть Нэнси с очередным докладом о возвратившихся путешественниках, ведь ничьих шагов в коридоре она не слышала. Но вошел Стафф, такой высокий, красивый, с улыбкой на устах — он вернулся к ней.

— Любовь моя, я так ждала, так ждала… — начала она, но он тут же закрыл ей рот крепким-крепким поцелуем. Потом положил руки ей на плечи и отодвинул немного от себя; на лице было выражение не столько тревоги или заботы, сколько благоговения.