Джейн Джонсон - Жена султана

— Самир Рафик!

Мой голос раздается под низкой крышей, пока все спящие не начинают стонать и ворочаться. Рафик злобно выглядывает из-под плаща и, увидев меня, тут же вскакивает. На поясе у него нож: зачем честному человеку спать, держа нож под рукой?

— Что тебе нужно?

— То, что ты у меня взял.

Рафик оборачивается к остальным, вовлекая их в разговор.

— На что мне твои яйца, катамит?

Кто-то присвистывает и щелкает зубами; один смеется в голос. Лицо его в тени, но я знаю этот хохот: Хамза, отступник. Я оскорбленно стискиваю зубы.

— Ты приходил ко мне в комнату и украл мою сумку, в ней было то, что дала мне императрица Зидана.

Его глаза сужаются.

— Ты назвал меня вором?

— Ты и есть вор. Тебя видели.

— И что за лжец это говорит?

— Тот, кому я верю.

Он наклоняется и отбрасывает свое одеяло в сторону.

— Как видишь, здесь ничего нет.

Снова поворачивается к наблюдателям и делает непристойный жест.

— Ему приснилось, что я заходил к нему в комнату!

Теперь смеются все, куда громче. Хамза идет через комнату, движения его обманчиво ленивы, как у кота.

— Думаю, тебе следует извиниться за то, что ты нас потревожил и назвал Самира вором.

Я бросаю на него презрительный взгляд, потом перевожу глаза на Рафика.

— Ты, похоже, поранился.

Вокруг его правой руки обмотана тряпка.

— Думаю, под повязкой след от укуса моей обезьяны.

Рафик кривит губы.

— Это? Это я получил во время той потешной фантазии, где ты выставился дураком и опозорил всех нас.

— Вчера рука у тебя не была перевязана. Если там не укус, покажи рану.

— Там чистый порез от копья, — говорит Хамза. — Я сам его перевязывал.

Он кладет руку на рукоять кинжала так, чтобы я видел.

Вот, значит, как, думаю я. Не говоря ни слова, я поворачиваюсь и быстро ухожу прочь, думая, что, если они бросятся за мной, выйдет двое вооруженных против одного, не снявшего парадную одежду, в темном коридоре, в отведенной для слуг части огромного чужеземного дворца. Возможно, разумнее было бы пойти к бен Хаду и попросить его провести обыск, но он не простил мне провала в парке; к тому же мне пришлось бы объяснять, откуда у меня такие деньги, не говоря уже о вышивке Элис, а это было бы непросто. Сердце у меня колотится всю дорогу до комнаты, но за мной никто не идет.

Даже подперев дверь стулом, я все равно почти не смыкаю той ночью глаз.

На следующий день герцогиня Портсмутская присылает пажа с приглашением на чай в ее покоях. Бен Хаду тяжело вздыхает.

— Невежливо огорчать ее, она была к нам вчера так добра, но я обещал королю, что мы покажем ему верховую езду.

— Не весь же день уйдет на то, чтобы выпить с дамой чаю?

Вернувшись в комнату, чтобы переодеться, я учу Момо подпирать дверь стулом и вручаю ему свой кинжал, что приводит его в восторг. Он увлеченно размахивает кинжалом, делая выпады и финты, пока я не ловлю его за запястье.

— Мохаммед, это не шутки. Рафик — опасный человек, и он хочет нам зла. Не открывай дверь, а если он попытается ворваться, ударь его кинжалом и беги, понял? И шуми, как только сможешь.

Он смеется:

— Мы с Амаду его прогоним. Мы — великие воины, да, Амаду?

Мартышка скалится и скачет на месте. Что за неподобающий союз образовали эти двое!

Не надо было забывать, как неторопливы обычаи английского двора. Сперва нас почти час заставляют ждать, пока герцогиня встанет, хотя дело к полудню; потом, когда нас проводят к ней, мы застаем ее все еще en déshabillé [10] В домашнем платье ( фр .). . Три дамы завивают ее светло-русые волосы и накладывают ей венецианские белила — не только на лицо, но и на шею, руки и обширное décolletage [11] Декольте ( фр .). . Я такое постоянно вижу в гареме; но бен Хаду обращается в камень, как обычно бывает, когда он старается не выдать себя. Ему явно нелегко отвести глаза от ее груди. Потом он собирается, должным образом кланяется герцогине, которую, кажется, вовсе не волнует, что двое посторонних мужчин застали ее за туалетом, и представляет меня как своего заместителя. Она мило улыбается и протягивает руку:

— Счастлива познакомиться, мистер Нус-Нус. Зовите меня Луизой. Так жаль, что Элинор вас вчера присвоила на весь вечер. Надеюсь, вы примите мои извинения за нее: боюсь, она лишена le bon ton [12] Хорошего тона ( фр .). . Не ее вина, разумеется: ее растили не для жизни при дворе.

Мистер Нус-Нус. С уважительным английским обращением имя звучит еще нелепее, чем прежде, особенно произнесенное с таким прелестным французским акцентом. Я склоняюсь к ее руке — видел, как это делали другие, — и провожу губами по одному из многочисленных колец.

— Знаю, я приглашала вас на чай, — улыбается она, — но взяла на себя смелость приказать подать кофий: вы, мавры, ведь так любите кофий. Возможно, он будет не так крепок, как вы предпочитаете — должна признаться, я существо хрупкое, — боюсь, иначе он погубит мою душу.

Ее дамы взвизгивают от смеха. Мы с бен Хаду обмениваемся озадаченными взглядами, потом устраиваемся в креслах, принесенных для нас вместе с ширмой, отгородившей хозяйку, и, обсуждая погоду, наши впечатления от Лондона, сходство между Версалем и двором в Мекнесе, фасоны платьев марокканок и прочее в том же духе, стараемся не обращать внимания на недвусмысленный шелест шелков и шорох корсетной шнуровки. Кофе по сравнению с тем, что мы пьем дома, жидок и безвкусен: ничью душу он явно не погубит. По тому, как Медник постукивает башмаком, я понимаю, как не терпится ему сбежать из этого женского царства. С каждой минутой ответы его делаются все короче — приближается время обеда.

В конце концов, хозяйка появляется перед нами, затянутая в платье узорного желтого шелка с пышными голубыми рукавами, прорезными, чтобы виден был тончайший батист, с цветом которого почти сливается белизна ее кожи. Бен Хаду вскакивает на ноги и заявляет, что ему пора: у него встреча с королем. Когда я тоже собираюсь уйти, герцогиня восклицает:

— Ах, лишить меня так сразу столь приятной компании было бы крайне жестоко!

Я замечаю, как трескаются белила возле углов ее рта. Белила делают из свинца, считавшегося ядом еще во времена Галена: зачем женщине губить здоровье ради столь относительной красоты?

Восклицание Луизы вызвано, скорее всего, простой придворной вежливостью, но посол тут же говорит:

— Нус-Нус, останься с дамой — мы без тебя вполне обойдемся.

И уходит.

Герцогиня фыркает:

— Что ж, полагаю, мне стоит удовлетвориться заместителем посла, не сочтя сие за обиду.

Прежде чем я придумываю подходящий ответ, она поворачивается и кричит:

— Jacob, viens! [13] Жакоб, подойди ( фр .).