Марина Одинец - Блуждающий огонек

— Сирота она, — сообщила Акулина, — только и есть, что дед, Николай Григорьевич, да сестра Глафира.

— И что они собой представляют?

— Ну, Николай Григорьевич старец почтенный, слова худого про него не скажу. Он из младшей ветви рода Строгановых, и держался всегда особняком от родни, хотя и богат несметно, как вся эта новая знать. А Глафира… что про нее сказать? Вековуха, годочков двадцать шесть-двадцать семь уже. Не так хороша, как Анна, но тоже недурна собой. Только уж очень себе на уме, да спесива без меры.

— Это у них, похоже, фамильное, — усмехнулась Катя, вспомнив «мертвую невесту». — Что же делать, Акулинушка? Мне поговорить надо с бароном или его старшей внучкой, выяснить, та ли это Анна.

Акулину передернуло:

— А ну как и вправду больны они, Катенька? Вдруг оспа, или еще какая напасть?

— Ты же привита от оспы, так чего боишься? — рассмеялась Катя. — Успокойся, Акулинушка. Сама знаешь, обо всех случаях оспы следует властям сообщать, таких больных в Оспенный госпиталь увозят. Кто бы посмел умолчать, императорского указа ослушаться?

— О ком это вы? — дверь спальни отворилась и на пороге, испытующе глядя на дочь, появилась княгиня Софья Петровна. — Оспа, у кого?

Акулинушка испуганно застыла. Катя, мысленно выругавшись, поднялась на ноги.

— Ни у кого, maman, — как можно спокойнее ответила она. — Мы говорили о Строгановых. Они, кажется, больны, но это не оспа.

— Строгановы? — Софья Петровна произнесла эту фамилию с презрением, точно сплюнула. — Какие у тебя могут быть дела со Строгановыми?

Катя молчала, лихорадочно соображая, что ответить. Maman была известна лишь очень сокращенная и вычищенная история ее дорожных злоключений, в которой, разумеется, не было места ни цыгану Драгомиру, ни баронессе Канижай, ни «торговцу редкостями» Сильвестру Стрешневу. По словам Кати, после падения кареты с моста и гибели гувернантки и слуг, ее спасли люди некоей вполне приличной дамы, которая и довезла ее до Москвы в своем экипаже.

Разумеется, и эта версия тогда вызвала у maman бурю негодования на непослушание дочери. Тем более, что фамилия доброй самаритянки, наскоро выдуманная Катей, была Софье Петровне абсолютно неизвестна, и выяснить ее личность не представлялось возможным. Утеря кареты, четверки отличных лошадей, и гибель слуг тоже вызвали немалый гнев княгини. Не было в ее бесчисленных попреках и выговорах только одного: хоть мало-мальского беспокойства за судьбу дочери, которая чудом осталась жива.

— Я встретила на почтовой станции в Твери младшую внучку барона, — на ходу сочиняла Катя. — Она ездила на богомолье, и сильно задержалась в дороге из-за… из-за сломанного экипажа. Я просто хотела сообщить ее родным, чтобы они не тревожились о ней. Хотя бы письмом, если вы позволите, maman.

— Ни в коем случае! — отрезала Софья Петровна. — Ты девица, тебе писать мужчине — непристойно!

— Но ведь барон уже старик… — нерешительно возразила Катя.

— Как бы то ни было! Еще не хватало, чтобы Шехонские якшались с этими парвеню. Пусть Акулина напишет письмо от своего имени, с них и этого довольно!

Катины пальцы, нервно теребившие отделку корсажа, непроизвольно сжались в кулаки, так что ногти впились в ладони. Как опостылел ей этот резкий, вечно недовольный тон! Усилием воли обуздав накатившую злость, она заставила себя склонить голову и кротко отозвалась:

— Хорошо, maman, как скажете.

Из слов матери было понятно, что визита к Строгановым она не допустит ни в коем случае. Но по зрелом размышлении, это не слишком огорчило Катю: хозяином в доме, все-таки, был отец и, зная о епитимье, наложенной на нее, он не стал бы препятствовать дочери увидеться со Строгановыми. Кроме того, тетушка на ее стороне, и Катя могла надеяться, что визит в дом барона останется только между ними…

— И впрямь, напишу барону записку, — шепотом сказала Акулина, когда они остались одни. — Намекну, что об Анне сведения имею, поглядим, что он ответит.

— А если не ответит?

— Если не ответит, стало быть, не та Анна, — неуверенно предположила Акулина. — Будем дальше искать.

— Хорошо, — согласилась Катя, подумав.

Иметь дело с родственниками «мертвой невесты» ей и самой не слишком хотелось. Возможно, записка подтвердит ее ошибку, а дальше… Кто знает, может быть, все как-нибудь разрешится само собой, без ее участия.

В тот же день Акулина отправила Николаю Григорьевичу Строганову письмо, но посланный с этим письмом лакей вернулся без ответа. Правда, по его словам, послание обещали немедля передать барону, — это было единственное, чего достиг посланец.

— Подождем, — беззаботно решила Катя, и на время выбросила эту историю из головы.

В самом деле, ей было о чем подумать и без странных хитросплетений, творящихся у Строгановых. Ее дни были наполнены приятной и необременительной суетой по поводу предстоящего выхода в свет, мечтами о Михаиле и визитами друзей семьи, которые теперь заново знакомились с ней. А кроме того, Кате также давал обильную пищу для размышлений крайне занимательный разговор, случайно подслушанный в тот же вечер.

Это и вправду вышло само собой: Катя направлялась в свои апартаменты, когда ее внимание неожиданно привлекли приглушенные голоса, доносившиеся из отцовской спальни. И слова, произнесенные негромким, дрожащим голосом матери, заставили ее замереть:

— …я прошу вас, я вас умоляю… Пока еще есть время, прикажите ей уехать! Слухи распространяются быстро, и со дня на день Наталья Ильинична узнает, что Катерина в Москве, что она здорова и тогда уже ничего не спасти.

Катя быстро огляделась по сторонам. Коридор был пуст, и она осторожно прильнула к двери, с тревогой ожидая ответа отца. Тот не замедлил себя ждать:

— Софи, я уже сказал вам — нет. Оставим этот разговор раз и навсегда.

Мать бессильно всхлипнула:

— Поймите же: я прошу не для себя. Мне уже ничего не нужно, я давно смирилась. Я на все закрываю глаза, — на ваши беспутства, грубость, безразличие… Бог вам судья, Жорж. Прошу только об одном: подумайте наконец о своем сыне! Вы же всё, всё делаете для того, чтобы Александр лишился наследства!

— Ну что ж, значит, так тому и быть, — помолчав, отозвался отец. — С тем, что Саша унаследует после меня, беден он не будет, так что, не следует зарываться, дорогая. Если моя бабушка приняла такое решение в отношении Кати, — сделать все равно ничего нельзя.

Поглощенная беседой, Катя не сразу заметила, что фижмы излишне громко шуршат по полотну двери, выдавая ее присутствие. Спохватившись, она едва успела отступить на шаг, как дверь распахнулась и мать показалась на пороге. Ее глаза гневно вспыхнули при виде дочери.

— Подслушиваешь, мерзавка?

Ее рука уже поднималась для пощечины, но отец, поспешно выглянув, сжал ее запястье и окинул Катю озабоченным взглядом: