Лоретта Чейз - Обольстительница в бархате

По лестнице он спускался позади нее, с удовольствием отмечая уверенные движения Леони. Теперь она стала больше походить на себя.

Его шляпа действительно лежала на столике у входных дверей.

— Я надеялся, что сегодняшний вечер будет прекрасным. Очень извиняюсь, что этого не получилось.

— Первая половина прошла великолепно. — Мисс Нуаро тихо засмеялась. — Ужин тоже удался. Спасибо вам. Все было очень мило.

Подойдя ближе, она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

Пораженный до глубины души Лисберн повернул голову, и их губы встретились. В следующий миг одна его рука легла ей на затылок, а другой он еще ближе притянул Леони к себе. И вернул ей поцелуй с жаром, который накопился в нем за всю эту долгую ночь.

Благочестие, чистота, стойкость, милосердие, покорность, предупредительность, а также искренность, осмотрительность, энергичность и общительность при соответствующем поведении и сформировавшихся на этой почве чертах характера, могут, мы полагаем, обозначить те моральные качества, которые нужны юной леди в ее повседневной жизни.

«Книга для чтения юной леди», 1829 г.

Она поступила так под влиянием момента. И не более того!

Лисберн стоял, не двигаясь. Свет от лампы падал на его темные вьющиеся волосы. В тот момент романтические фантазии просто погребли под собой реализм, практицизм и логику, и Леони сделала то, что на ее месте сделала бы любая другая девушка, после того как мужчина приготовил ей сэндвичей, развлек разговором с шутками и остановил ее неумолимое погружение в скорбь и отчаяние. Вот она и поцеловала его.

Но проблема заключалась в том, что Леони не была любой другой. Ее порывы возникали где-то в глубине души, в том самом месте, где она годами копила свои секреты.

При первом прикосновении его губ, крышка люка, ведущего в этот подвал, откинулась, как у ящика Пандоры. Секреты ее сердца выпорхнули наружу и словно птицы стаей взяли в осаду ее рассудок, затуманивая его. Она бросилась в сокрушительные объятия Лисберна без колебаний, даже без малейшего сомнения.

Это же она — та самая, кто двумя ногами стояла на земле. Это она — логически мыслящая, хорошо организованная личность. И это она ведет себя так безрассудно и опрометчиво!

Обвив его шею руками, Леони всем телом прижалась к нему и снова поцеловала его с полной отдачей. Казалось, она целую вечность удерживала в себе это желание.

Их губы встретились. Волна нежности уступила дорогу страстному порыву, для которого у нее не было подходящего названия, который был ей непонятен, с которым она не имела права бороться и не имела права защищаться от него. Что бы это ни было, куда бы ее ни завело, сопротивляться этому было невозможно.

Она уже целовалась раньше, и даже не невинно, и ей это понравилось. Но с ним сейчас она вступила в другую реальность. Его поцелуй словно вызвал прилив океанской волны, которая накрыла ее с головой. Она погрузилась в нее со странной радостью. И испытывала дикое чувственное удовольствие от силы и тепла его мускулистого торса, от объятий, по-хозяйски крепких, от тонкого полота и сукна, которые мягко касались ее лица и шеи. Эротическая смесь из вкуса, запахов и движений окончательно запутала ее.

Ей хотелось одного — остаться в его объятиях, в этой новой реальности навсегда.

На мгновение Леони уловила сигнал опасности, но отказалась прислушиваться к нему.

Лисберн провел руками по ее спине, положил их на ягодицы и привлек к себе. На его пути было слишком много преград. Несколько юбок, украшения плюс все ее нижнее белье. Можно сказать, перина висела между ними. Вся жизнь ее была посвящена одежде, но сейчас ей хотелось голой кожей прижаться к его обнаженному телу.

Лисберн оторвался от нее.

— Мне надо идти, — задыхаясь, сказал он. — Прямо сейчас.

— Да, — кивнула Леони, приказав себе быть разумной.

Где-то в глубине сознания, на мирном островке посреди бушующего океана чувств, заработал ее интеллект. Он напомнил ей обо всем, что случилось этим вечером, и о потерях, которые ей грозят, и о том, что потери грозят всем, кто зависит от нее и ее предприятия. Блестящий план Лисберна обернулся провалом, и, как обычно, ей придется справляться с проблемами самостоятельно. У нее нет времени на то, чтобы влюбиться и разбить себе сердце.

Несколько секунд Леони постояла, наклонив голову и упершись лбом в его шейный платок, в борьбе с собой. Ей нужно снова ощутить землю под ногами, прочную почву, на которой можно вернуться к размеренной жизни. Она это хорошо понимала. Попыталась вспомнить о правильно организованном мире, но шейный платок отвлекал ее.

В начале вечера он был такой жесткий, с такой тщательностью расправлен и завязан, а теперь обвис и испачкался. В последний раз она видела Лисберна перепачканным в Гайд-парке. Под дождем. Они тогда поцеловались, и ей вдруг стало понятно, что он хочет приучить ее хотеть от него намного больше, чем просто поцелуи.

Ее пальцы сами собой взялись за узел его шейного платка. Ей так хотелось развязать его и прикоснуться к обнаженному горлу!

Лисберн накрыл ее руку своей.

— Мне надо идти, — снова сказал он.

— Да, — опять согласилась она. Переплела свои пальцы с его. Кожа к коже! Ладони у него были теплыми. Их сплетенные руки легли ему на грудь. Она могла слышать, как бьется его сердце. А может, и нет. Ее собственное сердце колотилось так громко, что нетрудно было ошибиться.

— Я пошел. — Саймон осторожно высвободил свою руку. — Завтра поговорим, когда мы… успокоимся.

Она не хотела успокаиваться.

— Да, — сказала Леони и заставила себя отступить на шаг, оторваться от него, от его шейного платка, от суконного сюртука, от этого большого теплого тела, рядом с которым она чувствовала себя защищенной, как никогда.

Он протянул к ней руки и снова привлек к себе, и снова поцеловал, запустив пальцы в волосы. Выдернул шпильки, цветы и ленты. От ее замысловатой прически ничего не осталось.

Разум все-таки не покинул его полностью, потому что Лисберн наконец отпустил ее.

Леони отошла в сторону и сказала себе, что это к лучшему. Кто-то ведь должен воспротивиться искушению, раз сама она не могла.

Он взялся за ручку двери.

И вдруг:

— Моя шляпа? — Потом: — Да черт с ней!

Ей захотелось затопать ногами, и чтобы под ними оказалась эта его проклятая шляпа. Надо было как-то справляться со своими вдруг возникшими желаниями и недовольством. Надо было затолкать все эти эмоции в маленькую несгораемую шкатулку и похоронить в самом дальнем уголке сердца. Надо было убраться отсюда в какое-нибудь тихое местечко, подальше от него, и перестать делать из себя дуру.

Нет, наоборот! Она должна остаться и сделать вид, что сохраняет полное спокойствие и разум и ждет не дождется, когда закроет за ним дверь.